Валиханов - [34]

Чокан знал, что в последнее время русское начальство придерживается по отношению к Тезеку двойственной политики: одной рукой гладит, а другой грозит.

— Ненадежные султаны больше получают от русских, — посмеиваясь, говорил Тезек.

В беседах с Тезеком Чокану пригодился весь полученный с детства опыт восточной дипломатии. И не исключено, что он ездил вместе с султаном албанов — по поручению Гасфорта или без оного — в аулы, кочующие по территории, издавна принадлежавшей Старшему жузу, по находившейся под властью Коканда. И возможно, отправляясь вместе с Тезеком, корнет Валиханов сменил мундир на одежду казахского султана. В кашгарских записях Чокана есть упоминание, что он опасался людей, видевших его в Коканде. Одпако биографы Валиханова до сих пор еще не установили, когда именно он совершил свою первую поездку.

Во всяком случае, когда генерал-губернаторское кочевье тронулось из Верного в обратный путь, поднимая клубы пыли над пожелтевшей летней степью, Чокана в свите Гасфорта уже не видели. Он остался в Семиречье, ездил к Джунгарским воротам, на любимый Абакумовым Алакуль, а затем через Каркаралы и Баян-Аул, где во главе приказа стоял дядя Муса, прибыл в Кокчетав. Отыскал летнюю кочевку своего отца, отдохнул там и к осени воротился в Омск.

В один из дней начала декабря он распечатал привезенный фельдъегерем пакет из Петербурга, из военного министерства. В числе прочих бумаг там лежал приказ о производстве Достоевского в унтер-офицеры. Чокан позаботился, чтобы радостная весть как можно скорее достигла Семипалатинска.

В ту зиму он работал над капитальным трудом о родословии казахов, сопоставляя сведения из восточных писателей, из русских летописей с казахскими преданиями, а их у него накопилось немало. И джиры, что сказываются речитативом. И надгробные плачи — джилавы. И свадебные четверостишия, загадки, пересмешки, порою весьма непристойные. И песни в форме улен, вошедшей в моду полвека назад, — Чокан полагал, что ее занесли казанские и тобольские татары.

Степные предания говорили о стремлении казахов знать свое «народоначало», откуда они пошли и иочему зовутся казахами. За сказками и легендами Чокану открывалась суть подлинных исторических событий: во времена не столь уж давние степь стала прибежищем разных племен, искавших воли. Отсюда и имя народа «казах», «казак» значит вольный человек. Чокан стал искать подтверждения своей гипотезы в письменных источниках и нашел у восточных писателей упоминание о «казаках» как о свободных людях, своего рода рыцарях. Из «Собрания государственных грамот и договоров» Чокан выписал: «казаком кочует на поле», «будучи на поле и живучи казаком». Русские историки интересовались превращением скопища беглого люда в прочно организованное казачество. Гоголь называл казачество народом, сложившимся из разных наций, по вере православным, по образу жизни, обычаям, костюму совершенно азиатским. Чокана увлекла возможность исторического сопоставления кочевника-степняка и русского приграничного жителя. Он написал в черновом наброске: «Привольные и обширные степи киргизские, как Украина для Руси, сделались местом стечения удальцов и батыров, искавших свободу и богатство в добычах. Если русские казаки, запорожские и донские, очень скоро составили отдельную и характерную народность, более или менее различную от великорусского населения, то нет сомнения, что смутные времена междоусобий орды, выгоняя не отдельные личности, как на Руси, а целые племена, способствовали к образованию отдельной казачьей общины из разнородных племен…»

Валиханов подробно перечислил в своем труде наиме-повапия казахских родов. Каждый из них имел свою историю. И если о казахском народе восточные писатели упоминают начиная с более поздних времен, то наименования казахских родов — кипчаки, найманы, кереи — известны авторам, описывающим историю Чингисхана, а по Абу-ль-гази каглы еще до Чингисхана жили по Иссык-Кулю, по рекам Чу и Талас.

С большой тщательностью Валиханов восстанавливал в своем труде родословное древо казахских ханов и султанов, начиная от Барака — знаменитого предка ханов всех трех жузов. Все эти сведения надо было торопиться изложить на бумаге, пока еще живы белобородые и те, о ком говорят «кери кулак» — старые уши, то есть люди, слышавшие народные предания еще давным-давно, в прежнем, самом верном исполнении.

Чокан изобразил и родословное древо хана Вали, включив туда своих братьев и себя — Мухаммеда-Ханафию.

Он сделал примечание, что у казахов ханы и султаны считаются потомками Чингисхана, ходжи — потомками пророка Мухаммеда, а простой народ в отличие от них называет себя кара, то есть черный.

Труд Валиханова о родословии казахов остался незавершенным. Обычная его к себе чрезмерная требовательность. Он хотел еще многое туда вместить. Например, написать о развалинах, остатках древних городов. О надгробии Джубан-ана[53] в долине реки Сарысу, поставленном в X веке в память о матери легендарного батыра Джубана. О мавзолее Айтбулата там же, на Сарысу.

Занявшись переводом для Костылецкого пословиц и поговорок казахов Старшего жуза, собранных учеником Николая Федоровича переводчиком Андреем Ивановичем Бардашовым, Чокан подсознательно останавливал свое внимание на том, что отвечало его раздумьям. «И собака, возвратившаяся на родину, опередила соловья, оставшегося у врага», «В безводной местности камыш не растет, народ, пришедший в разлад, чести не имеет».