Валерий Гаврилин - [13]

Гаврилин рассказывал, как он любил рассматривать клавиры, партитуры — незнакомые начертания всецело привлекали его внимание: «Мне настолько нравился вид нотной записи, что я сам стал писать ноты. Причём это делалось так: брал линейку, чертил пять линий — то есть изображал нотный стан, на нём рисовал ноты так, чтобы было красиво. Потом, я помню, делил их по три сантиметра на такты» [42, 51–52].

Однако раннее восприятие музыки — уже не фольклорной, но композиторской — было трудным, многое давалось тяжело. «Дико было участвовать в сцене на дне из «Русалки» Даргомыжского, — рассказывал Гаврилин Наталии Евгеньевне. — Ставили её силами хореографического кружка, оркестра народных инструментов и хора. Я пел в хоре. Выходила Рая Олыпевер в белом одеянии из марли и тюки и каким-то не своим голосом говорила: «Оставьте пляски, сёстры». Мы что-то пели, оркестр врал, Рая говорила: «Я так не могу», а Татьяна Дмитриевна: «Плюнь, Рая, на них и иди за мной». Рая-то училась в музучилище, поэтому она-то могла идти за концертмейстером, а мы пели, что могли. И такая это быта чужая музыка! Но детдом почему-то прогремел этой постановкой на весь район и получил первое место на олимпиаде[15].

Я воспринимал только естественное. И вот из-за жуткого себялюбия от всего этого отказался и усвоил совершенно другую культуру. Вообще я туго всё воспринимал в детдоме. Привела меня Харлампиевна в кружок народных инструментов и говорит: «Вот, пристройте его куда-нибудь, хоть на басовую домру». Туда и посадили. Ничего не получалось. Пока я соображал, когда нужно вступать, — обязательно опаздывал. Из-за меня останавливали весь оркестр и начинали снова. Потом ребята ко мне подходили и начинали колотить: «У-у, Гаврила, из-за тебя сидели так долго» [21, 342].

В детдоме работали замечательные, всецело преданные своему делу преподаватели, зачастую — на общественных началах, из любви к детям, оставшимся без родителей. Доехать до детдома из центра города было не так просто, поэтому добирались педагоги иногда на попутных машинах или в хлебном фургоне. А. П. Павлова возглавляла танцевальный кружок, И. Г. Писанко — выдающийся мастер, музыкант-виртуоз — руководил оркестром народных инструментов. В 1939 году он был удостоен Почётного диплома Всероссийского конкурса исполнителей на народных инструментах. После окончания Вологодского музыкального училища в 1941 году ушёл на фронт, был тяжело ранен. По возвращении работал в училище. И. П. Смирнов — один из воспитанников известного вологодского певца и регента В. А. Воронина — руководил хорами Вологодского и Октябрьского детдомов, занимал должность директора музыкальной школы. Осознав уникальный дар Гаврилина, он принял его в эту школу, но позже не посчитал нужным выстроить добрые отношения с новым талантливым учеником: требовал к себе особого почтения, а может быть, и преклонения. Гаврилин же оставался независимым[16], но при этом музыкальную школу посещал с большим удовольствием: ходил за семь километров, «что считал не за труд, а за счастье» [19, 366][17].

И, наконец, личность, которой суждено было сыграть в жизни Гаврилина одну из самых главных ролей, — Татьяна Дмитриевна Томашевская. В детдоме доме она работала концертмейстером в балетном и хоровом кружках.

Бабушка Татьяны Дмитриевны была дворянкой, окончила Смольный институт благородных девиц. Мама Ксения Георгиевна Томашевская (Бакрылова) образования не имела, зато отец Дмитрий Анатольевич служил адвокатом, получил диплом Харьковского университета. Был настоящим русским интеллигентом — играл на многих музыкальных инструментах, имел прекрасный теноровый тембр и нередко исполнял романсы на домашних музыкальных вечерах в присутствии гостей. «В 1937 году, — вспоминала Т. Д. Томашевская, — забрали буквально пол-Вологды — в одночасье исчезла интеллигенция, артисты, писатели… Когда папа уходил, он мне сказал: «Танечка, жди меня каждый день — я вернусь». И я каждый день, потихоньку от мамы, выходила из дому и всё выглядывала. Много лет ждала: 1 iana всегда говорил правду, я верила ему. А тут не сдержал слова… Его одним из первых реабилитировали при Хрущёве. <…> После ареста отца у нас отобрали квартиру в центре города, на Пушкинской улице, и мы переехали в частный дом. С начала войны, в 15 лет, я начала работать <…>[18]. У нас с Валериком очень многое в биографии совпадает, в том числе и отсутствие отца. У меня, правда, не было детского дома, хотя, если бы мама умерла (она очень болела во время войны), меня тоже отправили бы туда…» [42, 50–51].

Томашевская была талантливой пианисткой и, несмотря на свои совсем молодые годы, очень мудрым педагогом. 11 апреля 2018 года Татьяне Дмитриевне исполнилось 92 года. С Гаврилиным она познакомилась, когда ей было 24, и навсегда осталась очень близким для него человеком.

Воспоминания Томашевской о её выдающемся ученике были опубликованы в 2008 году в книге «Этот удивительный Гаврилин…». «Наша первая встреча с Валериком произошла на репетиции хора. Пели a capella какое-то лирическое произведение, пели старательно, слова знали назубок, а вот лица были, как помню, какими-то безразличными. Только мальчик, стоявший в верхнем ряду, пел так увлечённо, с такой самоотдачей!.. Глянула на него мельком — и глаз отвести не смогла. А он не сводил глаз с руководителя, ловил каждый жест, каждый взгляд. Спели, начался обычный ребячий шум, разговоры, а он стоит молча, лицо так и светится. Я сказала Ивану Павловичу: «Какой музыкальный мальчик». Хотела побеседовать с ним, похвалить, но в первую ту встречу что-то меня отвлекло от него.