Валентина Серова. Круг отчуждения - [23]
Так шла их жизнь. Всегда вместе.
Валя не переставала волноваться, ее томило непонятное ощущение тревоги. Она скрывала, никогда не плакала в его присутствии, старалась быть бодрой. Но каждый раз, когда он уезжал, она ждала неотвратимого. Валентина Васильевна знала, что муж испытывает далеко не совершенную, самую опасную технику. Позже она признавалась, что ее мучили тяжелые предчувствия — слишком непозволительно счастливы были актриса и герой.
Сталинские «соколы» много, сильно пили. Разрядка была им необходима. Они получали обязательный спирт. Может быть, и Валя потихоньку спасалась от тоскливого предчувствия, приводила себя в должную форму. Может, одинокими ночами она выпивала стопку-другую и немного успокаивалась?
Из воспоминаний Агнии Константиновны Серовой:
«Я встречалась с Валентиной в их доме на проезде Серова, 17. Утром придешь, Толи нет, а она по телефону с кем-нибудь болтает и всех своих коллег-артистов ругает последними словами. Вообще-то она выпивала уже. Но — понемногу . Привычка еще до свадьбы, наверное, возникла. Ну, все выпивали. И Толя, конечно. Особенно на всевозможных встречах. Серьезно началось у нее это после смерти Толи. А тогда, когда они были вместе, приедешь к ним, а в гостиной на столе и в кабинете у Толи пригласительные билеты — в Дом кино, в Дом литераторов, в клуб мастеров искусств. Бери любой билет. Я приезжала иногда на субботу — воскресенье из Чкаловской.
С утра Валя еще в неглиже.
Несса, пойди купи рислинг. Вот тебе двадцать пять рублей.
Это в доме было принято. А так я брала любой билет и ехала на вечер в какой-нибудь клуб. Приезжала одна, и везде — почет и уважение. Одной, конечно, страшно, но что я — учителек, своих подружек возьму с собой? Я же приезжала к Толе в дом, с ночевкой. Когда Анатолий был жив, я в театр ходила, к Вале. Она играла в спектаклях «Наш общий друг», «Бедность не порок», «Дворянское гнездо». Я все это смотрела. Валя была замечательной актрисой в молодости, это правда.
Когда Анатолий на ней женился, начался такой счастливый для нее период. А до свадьбы, до знакомства с ним, говорили, она себя так вела!
Мы не были с ней задушевными подругами. Она всегда занята, ни минуты свободной, то — театр, то — съемки. Я ночевала у них, но никогда не знала, придут вечером или под утро. Мне кажется, Валя зазналась тогда. Муж у нее — такой большой человек, она такая актриса, а мы с сестрой Надей — что? Учительницы.
Любовь у них с Толей была безумная. Он очень ее любил, это очевидно. И она, конечно, его любила. Но и ругались тоже. Я слышала. Но — милые бранятся, только тешатся. Да и когда им было ругаться за год-то, Господи! Он очень скучал без нее, если она уезжала, действительно. Но и самого его никогда дома не бывало. Он обедать прилетал. Входит в дверь, та-та-та, смеется, рассказывает, что там у них, поест и обратно, на службу. Он — как огонь, везде, во всем. Раз, раз, все быстро, поцелует, и нет его. Вспоминаю эпизоды такие, короткие. Жизнь у них была веселая. Однажды мы гостили у них вместе с сестрой Надей, она в Пермском пединституте на биологическом факультете училась, приехала на каникулы. И мы все вместе пошли на вечер. Я с Толей танцевала, он так танцевал! Ну с ним будто на волнах плывешь. Он очень добрый был к нам, сестрам. А Вальку на руках носил? И без конца — банкеты, встречи, проводы. Все пили — то за Толю, то за Валю, вот она понемногу и спивалась».
Впрочем, сама Валентина Васильевна рассказывала приятелям, что с Серовым она вообще не пила, зато сам летчик выпивал очень крепко. Летчики получали паек и обязательно чистый спирт. Серова старалась куда-нибудь убрать его с глаз долой. Однажды спрятала бутылку в валенок. Анатолий бегал за ней по коридорам огромной квартиры с топором. Требовал свою водку.
Так вспоминала Валентина Васильевна, может быть, году в 1970-м. Возможно ли? На Лапарузку — с топором? На горячо любимую? Кто знает. Хотя, может быть, в рассказах постаревшей Серовой память о летчике затмевал образ его сына, Анатолия-младшего, больного алкоголизмом, несчастного, неустроенного человека. Мальчика, которого она предала. Не знаю и продолжаю рассказ о нежных супругах.
Однажды ранней зимой, когда тоска Валентины особенно усилилась, когда пугали первый снег, грязь, непогода и все виделось в мрачном свете. Толя все-таки почувствовал ее нервозность.
— Что ты, Лапарузка, это же совсем не страшно. Давай полетим вместе.
Только один раз он взял ее с собой в небо и показал несложные фигуры высшего пилотажа. Сначала она пугалась ужасно, ей было плохо, но она крепилась, старалась не показывать, что боится. Они полетели над Москвой. Валя освоилась в воздухе с поразительной быстротой и показывала ему знакомые дома, улицы, площади.
— Смотри, вот моя киностудия. Толя.
— Лапарузка, тебе надо бросать театр и учиться на штурмана, у тебя исключительный талант аэронавигатора. Представляешь, мы будем летать всегда вместе. На земле и в небе, никогда не расстанемся.
А почему бы нет? Здесь, в небе, так спокойно, паришь над всеми, и никаких сомнений, не надо его ждать! А если уж погибать, то вместе...
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.