Валентина Серова. Круг отчуждения - [19]
На третий день наконец он решился. Она сидела в кресле у окна, счастливая, он — на стуле рядом. Вдруг со всей силы придвинул вплотную к себе ее кресло так, что она оказалась близко-близко.
— Валюша, все это шутки да развлечения.
Она засмеялась.
— Я люблю тебя. Слушай... — Он помрачнел, наверное, потому, что за два дня их знакомства понял, как легко Валентина Половикова покоряет сердца мужчин. За эти дни ох сколько взглядов, восторженных и безнадежно отвергнутых, он ловил вокруг своей юной подружки. — Я хочу серьезно тебя просить — выходи за меня замуж. Будешь моей женой?
Валя была застигнута врасплох.
— Замуж?
Она боялась поверить его серьезности. Конечно, он влюблен, но замуж, так скоро, так неожиданно... Хотя Толя никак не мог сейчас шутить. Взгляд его стал по-детски доверчивым, открытым, настойчивым, глаза блестели, смотрел прямо, ожидал немедленного ответа, держа кресло наперевес.
Она знала, что уже любит его. Но на всю жизнь...
— Послушай, это так скоро, неожиданно. Ты можешь подождать немного?
— Чего ждать, Валя?
— Я... я должна поговорить с мамой.
— Попросишь благословения?
— Знаешь, она — мой единственный друг. Мама сейчас в Ленинграде. Мне надо с ней посоветоваться.
Толя нахмурился. Она взяла его за руку, хотела успокоить. Молнией в голове пронеслась неясная тревога. Она вдруг с тоской подумала, насколько непрочно и недолговечно может быть ее счастье. Впервые так подумала...
— Ведь это очень серьезно. Пойми, Анатолий.
Серов решительно и быстро встал. Он не любил никакой неопределенности, был очень напорист и без лишних обсуждений определил: срок отъезда — сегодня.
— Что же, поезжай. Хотя, по правде говоря, все ясно, и что же тут обсуждать?
Поздно вечером он привез ее на Ленинградский вокзал и купил билет на «Красную стрелу».
Валя не спала всю ночь. Значит, он будет ее мужем? Теперь она снова и снова почему-то с тоской вспоминала его рассказы о полетах, восстанавливала подробности. Господи, впервые осознала, насколько он, такой самоуверенный, смелый, красивый, зависит вот от этого бездонного темного неба за окном купе. И грохочущий поезд говорил ей о Молохе, крушащем маленькие жизни. Она думала о крохотных ястребках, летящих в огромном небе. Неясное предчувствие томило всю ночь. Она впервые подумала об ожидании и впервые подсознательно начала страдать от мысли, что ждать она совсем не умеет. Тоска о будущем, неясная и мучительная... Но не всегда же он будет летать. Он не всегда там... в небе...
Утром на следующий день Валя была у матери. Клавдия Михайловна Половикова играла тогда в Театре имени Пушкина. Они завтракали вместе.
Валентина едва успела рассказать матери о цели приезда — сообщила о чрезвычайном событии. Сама она уже все решила, но пока об этом промолчала. Вот если бы он был сейчас здесь... Так хотелось его увидеть! Вдруг зазвонил телефон. Валя схватила трубку. Что это? Он ее мысли угадывает!
— Здравствуй, Валечка! Это я.
— Толя?! Мы о тебе с мамой говорим.
— А я здесь, в Ленинграде...
— Как в Ленинграде?
— Только что прилетел.
— Ты же не должен был...
Он ответил — слишком серьезно:
— Ты только не думай, что я из-за тебя прилетел. У меня здесь свои неотложные дела.
Валентина, конечно, не поверила,
— Что ты, я и не думаю. А время у тебя есть?
— Конечно. То есть несколько минут я найду.
— Тогда зайди к нам, если сможешь.
— Только я... Валя, можно я сначала заеду за своим другом, мы вместе придем. Разрешаешь?
— Мы вас ждем.
Вскоре Толя явился с боевым товарищем Женей Птухиным. Серов, слегка сконфуженный, официально познакомился с Клавдией Михайловной. Сел на стул — стул затрещал, видимо, не выдержав серовского темперамента. После такого конфуза Анатолий понял, что хуже не будет.
Впрочем, он привык моментально принимать решения и не стал тянуть неловкую паузу:
— Клавдия Михайловна! Валя объяснила мне, что я должен у вас спросить. Вы отдадите ее мне в жены?
Обе актрисы засмеялись.
— Что вы, Анатолий Константинович, это ее воля, пусть сама решает. Она ведь взрослая девушка, самостоятельная.
— Валя, как ты, решила?
— Знаешь, я скажу, когда вернусь в Москву.
Серов стал ее торопить:
— Значит, сегодня же и поедешь назад, договорились?
Она хотела еще денек пожить с мамой, но ему невозможно было возражать. Пришлось согласиться. Толя провел с Валей весь день, никаких других неотложных дел у него не оказалось. Вечером Серов и Птухин усадили Валю в купе. Долго смотрели вслед поезду.
— Ну что, теперь в Москву. Пора!
И Толя отправился на военный аэродром. А Валя опять ехала всю ночь, без конца просыпалась, смотрела в черное небо и думала о его самолете. И близкое будущее завораживало и бесконечно пугало.
Утром, выйдя на вокзал, она увидела сияющего, идеально выбритого Толю с огромным букетом сирени. Это театральное появление просто сразило ее юную душу.
— Ну, Валюша, целая ночь тебе была на раздумья. Ты уже решила?
— Ладно, Толя. Я согласна.
Он обрадовался как ребенок.
— Я так спешил, когда летел к тебе, что при посадке первый раз в жизни сделал «козла».
— Нет уж, теперь ты ради нас двоих должен быть осторожен...
История серовского сватовства рассказывается по-всякому.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.