Валентина - [39]

Отвечая на вопросы, Розалан напустила на себя важный вид. Валентина напряженно вслушивалась в разговор, опасаясь, как бы болтливая бедуинка не выдала, кто она такая на самом деле.

– От удара по голове девушка потеряла память, – услышала Валентина слова Розалан. – Я и раньше видела подобное. В лагере Таки ад-Дина был один воин, которого постигла та же участь. Даже когда друзья говорили ему, кто он такой, все равно он не мог ничего вспомнить, и только несколько месяцев спустя вновь обрел память. А та девушка, о которой я забочусь, даже не знает своего имени. Я называю ее Валентиной.

Женщины, собравшиеся вокруг Розалан, громкими возгласами выразили свое одобрение, а одна из них даже высказалась о выбранном имени крайне восторженно:

– Однажды я слышала это красивое имя на рыночной площади в Иерусалиме!

Розалан продолжала хвастаться, упиваясь вниманием женщин к ее новой подруге, с которой так ужасно обошлись христиане.

* * *

Розалан готовила обед на костре в тени навеса из козьих шкур, расположенного возле шатра. Валентине запах казался чрезвычайно соблазнительным. Она впервые за три дня встала. К ней вернулся аппетит, спина почти зажила, благодаря тому, что Розалан прикладывала к ранам Валентины по четыре раза в день неприятно пахнущую целебную мазь.

Каждую ночь Розалан покидала шатер, чтобы встретиться с одним из военачальников Саладина. Однажды Валентина спросила, не с возлюбленным ли она проводит время. В ответ бедуинка рассмеялась и сказала:

– Разве продавец на базаре водит дружбу с покупателем? Я занимаюсь своим делом, и в моей жизни нет места для любви. Думаешь, один мужчина мог бы содержать меня в такой вот роскоши? Нет, для этого женщине требуется иметь много мужчин.

В роскоши? Валентина огляделась, спрятав улыбку: грязный, потрепанный ветрами шатер из козьих шкур, не так уж много воды, не столь уж сытная пища и кое-какая одежда, которая в Наварре считалась бы лохмотьями даже у нищих. Валентина никогда не сказала бы этого Розалан, ведь бедуинка так гордилась своим «богатством» и считала свою жизнь вполне устроенной! Пока была крыша над головой, лохмотья, чтобы прикрыть тело, и немного пищи и воды, воображение Розалан не устремлялось к дальним горизонтам.

Валентина подошла поближе к огню и спросила, не может ли чем-нибудь помочь. Бедуинка с улыбкой поблагодарила, белые зубы блеснули на фоне смуглой кожи, на подбородке появилась ямочка.

– Тебе приходилось когда-нибудь готовить муку для хлеба?

Вместо ответа Валентина лишь беспомощно посмотрела на молодую женщину. Розалан усадила ее в тень и принесла мешочек с зернами и два плоских камня.

– Вот как это делается, – объяснила она, насыпав немного зерен на один камень и прижав их вторым.

Бедуинка стала тереть один камень о другой, пока не получилась мука грубого помола.

– Старайся, чтобы влага с рук не попала в муку, не то все слипнется.

Валентина принялась за работу, испытывая при этом некоторое удовольствие – она снова может кому-то быть полезной!

Пока они так работали, придворная дама английской королевы смогла получше узнать свою новую подругу.

– Розалан, а тебя не угнетает, что приходится отдаваться многим, самым разным мужчинам?

– Разве это должно меня мучить? – спросила Розалан, не поднимая глаз.

– Я только хотела сказать… не чувствуешь ли ты при этом, словно тебя использовали, как вещь? Ты призналась, что у тебя нет никаких чувств к этим мужчинам. И в свою очередь им нужно лишь твое тело! Ты никогда не думала о каком-нибудь другом способе заработать себе на жизнь? Способе, который вызывал бы к тебе больше уважения?

Розалан перестала хлопотать у огня и села рядом с Валентиной.

– Думаешь, я была бы достойна большего уважения, оказавшись мертвой? Как же еще я могла бы прокормиться? Я всего лишь женщина. Моя мать жила в лагере Таки ад-Дина, а мать моей матери – в лагере войска Hyp ад-Дина. У. них не было приданого, чтобы какой-нибудь мужчина соблазнился бы им и женился, и у меня нет приданого, а без этого никто не возьмет меня в жены. Без мужа, Валентина, жизнь женщины пустыни трудна. У меня есть занятие, и все складывается довольно удачно. Может быть, в твоей стране и считается постыдным ложиться с мужчинами, но только не здесь, в пустыне, где мужчина принуждает женщину служить ему, согласно воле Аллаха.

– Значит, это совсем не трудно – переходить от одного мужчины к другому? – в глазах Валентины застыли тревога, голос звучал еле слышно.

– Я никогда не думала, легко ли это или трудно. Я такая, как есть, и в глубине души всегда остаюсь Розалан. И я красива, так ведь? – без ложной скромности европейских женщин, откровенно высказалась бедуинка, чем чрезвычайно восхитила Валентину. – Никто не может забраться рукой ко мне в душу и дотронуться до ее сердцевины. Дотронуться мужчины могут лишь до тела: грудей, бедер… – того, что составляет лишь видимость моего существа. Моя же душа принадлежит только мне, так же, как и сердце. Плоть и кости – всего лишь нечто, требующее пищи, воды, тепла, удобств, здоровья. Но моя душа, моя тайная сердцевина, то, что делает меня единственной в своем роде… этого нельзя взять, можно только попросить.