Валентина - [22]

У стен дворца Паксон поднялся в седло и теперь, наклонившись, разговаривал с Валентиной. Они не могли знать, что мстительный взгляд Беренгарии устремлен на них.

– Скажи королеве, я ее не разочарую, и, Валентина, утри же наконец глаза от слез! Это непременно тебе следует сделать, прежде чем отправиться к Беренгарии. Помни, что я сказал: тебе никогда не придется покоряться ее мягким ручкам! Вот видишь, – непринужденно рассмеялся Паксон, – и у нас, мусульман, есть сердца! Совсем, как у христиан. Только, – снова усмехнулся юноша, – наши сердца бьются так, как и должны биться: наверное, несколько быстрее, чем у вас.

Валентина, улыбаясь, смотрела, как человек, конь и пантера исчезают за поворотом пыльной дороги.

Торопливо пробежав по тропинке сада и вверх по лестнице в свою комнату, придворная дама поспешила привести себя в порядок. Она ополоснула лицо холодной водой, на скорую руку расчесала волосы и заново красивой заколкой укрепила тяжелые пряди, скрученные в узел на затылке. Бегло осмотрев свое платье, Валентина сочла его приемлемым для визита и легко сбежала по лестнице в покои королевы.

Беззаботнее, чем когда-либо прежде в последние дни, с улыбкой на устах, придворная дама вошла в комнату и обнаружила, что Беренгария уже ее ждет.

– У меня хорошие новости, Гария. Сарацин придет сегодня. Я встретила его на дороге. Он просит прощения и говорит, что будет у тебя вечером непременно. Паксон даже был так любезен, что подвез меня на своем коне.

– Ты наглая лгунья, Валентина! – резко заявила королева. – С этого момента изволь, обращаясь ко мне, называть мой королевский титул.

Удивленная неожиданным выпадом, придворная дама отступила и оперлась на стену, чтобы не упасть.

– Я видела из окна, как сарацин целовал тебя! А ведь только сегодня утром я предупреждала, он мой и только мой! Ты же при первой возможности прильнула к его телу! Уже тогда я знала, что права: эти последние две ночи он провел с тобой! Не смей мне врать, Валентина! Я все вижу по твоим глазам. Теперь Сина будет впускать его в сад, а тебе я запрещаю с ним видеться. Понятно?

– Да, моя королева, – спокойно ответила Валентина, осознавая, что сейчас не время возражать. – Понятно.

– Раз ты устала, то, наверное, тебе следует сейчас поспать, потому что позже выспаться, по крайней мере на спине, тебе уже не удастся. Я решила, что своими наглыми поступками ты заслужила двадцать ударов плетью. И ты сама во всем виновата, Валентина! – ядовито заметила Беренгария.

Придворная дама не произнесла ни слова. Оправдания были бы бесполезны. Королева кипела от злости, раздражаясь от самообладания «провинившейся». Как же мог Паксон, страстный и пылкий любовник, увлечься таким бесцветным существом, как Валентина? Ей недоставало огня и пылкости, а их, по мнению Беренгарии, очень ценил в женщинах красавец-сарацин.

Когда дверь за придворной дамой закрылась, королева села на диван и задумалась. Пора избавляться от Валентины. Но как? «Думай, Гария!» – приказала она себе. Должен же быть какой-либо выход! И чем скорее она избавится от несносной подруги-соперницы, тем лучше! Может быть, Ричард сегодня за ужином наведет ее на какую-нибудь мысль? Надо поговорить с ним, и, может быть, отыщется решение. Но следует быть очень осторожной, чтобы никто ни о чем не догадался. И тени подозрения не должно лечь на королеву, и никто не должен заподозрить, что здесь замешан сарацин.

Дрожь пробежала по телу Беренгарии, едва перед мысленным взором возник образ темноволосого султана, склонившегося над ее обнаженным телом. Она заставит Паксона позабыть, что его взгляд падал на эту бесцветную придворную даму! Беренгария была убеждена, что удержит сарацина в своей постели. Так или иначе, этот юноша будет принадлежать ей – пока то угодно королеве!

ГЛАВА 5

Когда последние отблески заходящего солнца окрасили в розовые тона белые стены, окружавшие Акру, Валентина вошла в комнату королевы, приготовившись понести несправедливое наказание. Тарса, возлежавшая на диване, казалась искренне удивленной появлением придворной дамы. Кипрская принцесса ожидала, что потребуется позвать вооруженных стражников, чтобы притащить и наказать провинившуюся.

Беренгария явно нервничала, губы у нее побелели.

– Я чрезвычайно рада, что ты понимаешь, насколько серьезно я говорила о двадцати плетях, заслуженных тобою, Валентина. В последнее время вела ты себя по отношению ко мне довольно нагло. Было бы неприятно посылать за тобой стражников.

– Моя королева говорит о стражниках, но ни одного воина в покоях я не заметила, – проговорила Валентина чуть ли не шепотом.

– Я решила избавить тебя от позора. Лишь мы с принцессой будем свидетелями того, как ты станешь расплачиваться за свои проступки.

Обратившись к Тарсе, Беренгария приказала:

– Принцесса, позаботьтесь, чтобы провинившаяся придворная дама была соответствующим образом подготовлена к наказанию.

Тарса провела по губам кончиком языка и сдернула корсаж платья с плеч Валентины, обнажив ее тело до пояса. Беренгария молча наблюдала. Огонек возбуждения загорелся в глубине карих глаз, когда она заметила совершенство груди Валентины.