Валентина - [149]

– Сука, – рявкнул он, хватая ее за длинные разметавшиеся волосы. – Ты мне за все заплатишь! – пообещал султан, швыряя пленницу на песок.

– Убийца! Убийца! – рыдала Валентина. – Я снова и снова буду царапать тебе лицо, пока ты не убьешь меня.

– Ты слишком торопишься умереть! Пострадай сначала! И пойми, мне дела нет до тебя как женщины. Ты должна пострадать за предательства, совершенные тобой. Ты, конечно, умрешь, но позже, – с жестокостью во взгляде добавил он.

– Глупец! – прошипела Валентина.

Пошатываясь, она поднялась с песка. Паксон с силой дернул ее за руку и снова бросил на землю.

– Тебе следует быть поосторожней в словах, не то так и будешь ползать по песку. А может, – задумчиво проговорил он, – мне стоит забрать у тебя одежду и заставить брести по пустыне голой? Ведь именно так ты поступила со мной!

– Ты не посмеешь! – ужаснулась Валентина.

– Почему же?

Пленница сжала поплотней губы. Она бы не стала умолять его о пощаде, если бы он вознамерился ее убить, но оставить голой в пустыне!.. Впрочем, она не станет умолять, и чтобы он оставил ей одежду!

Паксон сел на коня позади нее, и они продолжили путь. Валентина незаметно для себя заснула, положив темноволосую голову на согнутую руку, но была неожиданно разбужена: султан бесцеремонно сбросил пленницу на траву рядом с журчащим родником. Угольно-черные глаза смотрели на нее так, что она вдруг испугалась – испугалась грубой и жесткой силы, исходившей от ее мучителя. Этот сарацин с горящим взглядом убил своего брата, убьет он и ее… когда соберется с духом. Но, боже милостивый, что же он сейчас собирается с ней делать?

– По твоим глазам вижу, ты боишься меня! Что ж, я рад. Менгис мертв, его федаины покинули тебя. Во всей этой огромной пустыне на многие мили вокруг никого нет, мы одни здесь с тобой. Тебе следует спать вполглаза, мне ведь может прийти в голову мысль убить тебя именно здесь!

Как дикая кошка, налетела на него Валентина, царапая мучителю лицо.

– Ты не имеешь права жить! – выкрикивала она, колотя его по груди кулаками.

Паксону достаточно было лишь поднять руку, чтобы защититься от ее ударов.

– Мне твои попытки изуродовать мое лицо, все равно что горному козлу укусы блох, – сказал он, хватая ее за тонкие запястья.

– Ты и на самом деле козел, – прошипела Валентина, – грязный, вонючий… – она забилась в его руках, но чем сильнее сопротивлялась, тем крепче становилась хватка Паксона.

Неожиданно он отбросил от себя Валентину, и она упала на землю возле его ног. Не успела девушка и глазом моргнуть, как султан сорвал с нее одежду. Они боролись, как дикие звери. Наконец Валентина вскочила на ноги и выпрямилась, тяжело дыша.

Мощным ударом руки Паксон швырнул ее в ручей и, сбросив одежду, кинулся в воду следом. Валентина попыталась выбраться на берег, но мучитель снова стянул ее в воду. Израненная кожа девушки горела, и вдруг… она почувствовала песок у себя под спиной. Паксон прижал ее весом своего тела. Его руки были повсюду, грубые и требовательные.

Валентина принялась брыкаться и раздирать широкую спину ногтями, чувствуя под пальцами липкую теплую кровь. Она вскрикнула – султан дернул ее за волосы так, словно отдирал их от головы. Теперь ее лицо находилось совсем близко от его самодовольно ухмыляющихся губ.

Голова девушки откинулась назад, ей было больно в этом неестественном положении. Намотав длинные волосы на кулак, сарацин забавлялся ее болью и беспомощностью, оттягивая голову все сильнее. Казалось, еще чуть-чуть, и шея сломается.

Прильнув губами к ее устам и оплетя мускулистыми ногами нежные бедра, Паксон проник в лоно, и Валентина прекратила сопротивляться, безучастно ожидая, когда же он оставит ее в покое.

Султан, насладившись, свирепо оттолкнул пленницу в сторону.

– Христианская сука, – прорычал он сквозь сжатые зубы.

– Мусульманский подонок, – прошипела Валентина.

– Расскажи мне, как Менгису удавалось разжечь в тебе страсть, я хочу это знать, – хрипло проговорил Паксон.

– Об этом теперь знаю только я, а тебе остается лишь догадываться, но пригрози мне отрезать язык, я все равно ничего не скажу. А если ты снова вздумаешь насиловать меня, я выцарапаю тебе глаза и раздеру в кровь лицо, чтобы затем, у незрячего, отрезать член! И если ты можешь воспользоваться разумом, данным тебе Богом, то не засыпай из страха, что я сдержу свое обещание!

Прищурившись, Паксон наблюдал за Валентиной. Она прислонилась к стволу пальмы и рассматривала свою разорванную одежду – трогательно, как ребенок. По щекам ее ручьем текли слезы. Но плакала она, понял султан, не из-за насилия, которому только что подверглась – слезы лила Валентина по Менгису.

Ярость заклокотала в груди Паксона, ему захотелось убить эту женщину, придумав для нее изощренно-мучительную смерть. Он хотел услышать все же ее мольбы о пощаде – о том единственном, в чем в его силах было отказать ей. Но получалось, что вновь и вновь она отказывала ему добровольно одарить своими ласками. И смерть была желанна ей от стремления поскорей попасть в вечность, где уже пребывал Менгис.

Менгис, Менгис, Менгис… Всегда и повсюду Менгис! Но теперь это имя больше ему не слышать, подумал Паксон. Менгис мертв! Именно поэтому Валентина с печалью во взгляде вытирала глаза, тяжко вздыхая.