Валентин Пикуль - [117]
Как очевидец и участник событий — артиллерийский офицер с эсминца «Фридрих Ин» Юрген Брунк, который в числе других моряков расстреливал «Ижору», выступая на этой конференции, говорил: «…по законам войны у нас не было иного выбора заставить “Ижору” замолчать.
Сопротивление “Ижоры” было мужественным и храбрым, но безнадёжным… Я сегодня сожалею, что война на море нас вынудила стрелять друг в друга, и что на храброй “Ижоре” погибло столько людей, выполняя свой долг перед Отчизной.
Мы должны стремиться извлекать уроки из прошлого и при взаимном уважении делать всё для того, чтобы восполнить пробелы истории, содействуя взаимопониманию между немецким и русским народами.
Приветствую всех русских ветеранов Полярного конвоя и всех российских моряков, которые чтят память храброй “Ижоры”».
Завершающими словами на конференции были озвучены пророческие мысли Валентина Пикуля, который завещал в «Реквиеме каравану PQ-17»: «Помните, люди, эту “Ижору!”»
Валентин всегда дарил мне с надписью авторский экземпляр каждого нового издания любой своей книги. На Калининградском издании «Реквиема каравану PQ-17» написано: «…Авось, эта книга — лучшая из всех…»
И читатели с такой оценкой согласны.
В заключение замечу: говорят, что рано или поздно правда всегда торжествует. Используемое как аксиома выражение неверно и отражает скорее желаемое, чем действительное. Нет, торжество правды наблюдается далеко не всегда… А если она и торжествует, то не сама по себе, а на похоронах части здоровья и нервов, погибших во имя того, чтобы среди вороха лжи и дезинформации докопаться до первозданной правды факта…
«Ставя последнюю точку в гибели конвоя, я чувствую себя матросом с каравана, и спина сразу покрывается ознобом мурашек, будто палуба уже выскальзывает из-под ног, а сейчас предстоит кидаться с борта высотой в три добрых этажа прямо в ледяную купель, в которой — я знаю! выжить мне не удастся…
Эту летопись я посвящаю как скромный реквием памяти тех, кого мы не дождались летом 1942 года. Памяти всех честных бойцов против фашизма — советских, британских, американских и польских моряков, которые через ад проводили свои караваны.
Вечная память всем им, уснувшим посреди ледяных вод в тех высоких широтах, что грохочут между Мурманом и Шпицбергеном».
Глава одиннадцатая. Мысли и поиски
Как рождался роман «Крейсера»
Заключительный аккорд ушедшего года продолжал воздействовать на Пикуля. Никогда он не читал ни одну из своих вышедших книг. Обычно, внимательно осмотрев внешний вид и титульный лист вновь поступившего авторского экземпляра, Валентин ставил его на полку и практически больше к нему не прикасался.
«Фаворит» стал исключением. Валентин несколько раз брал книги, перелистывал, рассматривая оформительскую графику. Глаза подсознательно, почти автоматически скользили и по тексту.
Стоп!.. Что-то не совсем знакомое… Пикуль перечитывает, сверяет с рукописью — у него не так… Мягко говоря, неточность. И здесь случилось то, что ввиду необычайности события я выделю курсивом: Пикуль начал читать свой роман.
Опечатка… Опять неточность… Ещё опечатки — одна, другая…
Корректорская работа издательства вызывала в нём раздражение.
— Про себя не говорю, — сокрушался Валентин Саввич, — но разве можно так неуважительно относиться к читателям?
Только проделав до конца эту несвойственную для себя операцию, писатель отложил своего «Фаворита» в сторону. Теперь он с энергией человека, отставшего и желающего наверстать упущенное, набросился на чтение интересующих его книг…
Яркость впечатления от эмоционального разговора с Валентином сохранила моя подробная запись в дневнике.
— Ты только послушай… — И Пикуль, приглашая меня в свои переживания, начал читать. Читать о том, как японцы, хозяйничавшие тогда в Маньчжурии, отмечали в Харбине годовщину праздника победы при Цусиме. Торжества были пышными. Огромная процессия со знамёнами и оркестром растянулась почти на километр в длину. И во главе процессии шли царские генералы в парадной форме при всех орденах и медалях.
— Тебе не кажется это чудовищным? — с ужасом спросил он меня. — Что же это такое? Ты только подумай, как низко надо пасть, чтобы идти в процессии своих врагов, как рабы за колесницей победителей…
Пикуль надолго умолк и задумался. В такие минуты лучше «не встревать». По опыту я знала: ему важно само моё присутствие, чтобы живыми звеньями слов связать первую, главную идею цепочки, которая ляжет затем на листы бумаги.
Последствия раздумий Валентина выразились в том, что его взор вновь «повернулся на Восток». Опять на первый план выдвинулась тема истории Дальнего Востока, в которую он окунулся, работая ещё над «Богатством», и позднее, обдумывая судьбу Окини-сан.
По воле судьбы в это же время созрело решение радиокомитета о трансляции по радио глав из романа «Богатство».
А Пикуль усиленно собирал материалы по Дальнему Востоку, как всегда, задействовав для этого все мои возможности. В данном случае не только как библиографа, а как человека, шесть лет прожившего в дальневосточных морских гарнизонах. Он заставлял меня в мельчайших подробностях рассказывать о прежней тамошней жизни. Чтобы больше общаться, Пикуль даже немного сместил свой распорядок — ближе к принятому обычными людьми. В эти дни мы много времени проводили вместе. Гуляли по паркам, где я, по настоянию Валентина, продолжала свои рассказы о дальневосточной жизни, неотделимой от воспоминаний о детях. Возвращаясь в центральную часть города, мы посещали магазины. Зашли в спортивный магазин. Валентин Саввич долго смотрел на двухколёсный «подростковый» велосипед и неожиданно предложил:
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.