Валенсия и Валентайн - [13]

Похоже, это появилось уже потом.

Интересно. Именно так и сказала бы Луиза, записывая признание в свой журнал, пока Валенсия рассматривала бы кольца на ее узловатых пальцах. Действительно интересно, ведь смерть Шарлин не имела никакого отношения к плите. Луиза наверняка придумала бы какое-нибудь изощренное задание, выполнить которое пришлось бы до их следующей встречи. Задание было бы дурацким и невозможным, например оставить плиту включенной на весь день и всю ночь, и если ты не сгоришь дотла в своей постели, то излечишься от конкретной навязчивой идеи.

Она остановилась на секунду с ключом в руке, прислонившись к тяжелой стеклянной двери многоквартирного дома, и взглянула на лестницу, по которой только что спустилась.

Нужно проверить.

Нет. Это было нерационально, но не было неконтролируемо; всего лишь дурная привычка, не более того. Вот так, Луиза. Почувствовав прилив храбрости, она толкнула дверь и направилась к машине.

Она поехала в колл-центр. Отработала свою смену. И когда приехала домой, то почти не удивилась, обнаружив, что дом окружен машинами экстренной помощи и мигающими красными и синими огнями.

Весь день она задавалась этим вопросом, но теперь с ужасом осознала, что утром, на лестнице, приняла неправильное решение. Весь день она представляла себе эту картину, и теперь эти безжалостные мысленные образы вырвались из ее мозга в реальный мир. Она стояла в свете пламени своего пылающего многоквартирного дома вместе со 164 другими оставшимися без крова жильцами, наблюдая, как пожарные спасают помешанную старушку с третьего этажа. Пепел сыпался с неба серым серпантином, и когда хрупкие ноги, обутые в потрепанные домашние тапочки, коснулись земли, ее спасение встретили жидкими аплодисментами и отдельными приветственными возгласами. Но радость оказалась недолгой и утонула в коллективном вздохе ужаса, когда несчастная женщина лишилась чувств в подхватившей ее паре рук.

И вина за все это лежала на Валенсии. Нужно было вернуться. Это заняло бы одну минуту.

У стоявшей слева от нее молодой пары был такой вид, словно они собрались пойти поужинать, когда сработала пожарная тревога. Женщина надела платье, но не успела ни нанести макияж, ни выбрать украшения, а мужчина вышел босиком. Оба безуспешно пытались утешить орущего ребенка, который, похоже, лучше многих осознал суровую безнадежность ситуации. Рядом с ними девочка-подросток прижимала к себе двух детишек, один из которых громко хныкал. Похоже, из-за кошки.

Справа всхлипывал сидевший на телевизоре неряшливо одетый мужчина. Валенсия вспомнила, что видела его несколько раз выходящим из дома с гитарой в футляре. Однажды, много лет назад, он пригласил ее на шоу в соседнее кафе. Пригласил не потому, что хотел видеть ее, а чтобы она увидела его. Валенсия от приглашения отказалась, и больше он никогда с ней не разговаривал. Тот факт, что он спас от пожара телевизор, а не гитару, говорил о состоянии его музыкальной карьеры.

Она закрыла глаза, чтобы не смотреть на этих людей, затем снова открыла их, потому что не заслуживала права отводить взгляд. Она выгнала их на улицу и сожгла их дом; это из-за нее возникла угроза им самим, их домашним любимцам, их детям, их бабушкам и дедушкам и их телевизорам.

Она взяла на заметку каждого, добавив их в свой и без того внушительный список причин ее страхов и беспокойств, пытаясь подсознательно передать свои извинения прямо в их умы, но отводя глаза всякий раз, когда кто-то ловил ее на этом. В этот момент, как бывало уже не раз, она испытывала острое желание провалиться сквозь землю. Из всех собравшихся здесь она, бесспорно, была худшей.

Она отвернулась от горящего дома и увидела Питера, стоящего на другой стороне улицы со своим велосипедом и глядящего не на дом, а на нее. Он знал. Знал, что во всем виновата она. Но как? Откуда?

Питер смотрел на нее с отвращением и испугом.

– Как ты могла сделать такое? – Он не кричал, не повышал голос, но она услышала его совершенно ясно, несмотря на шум пожара, вой сирен и плач.

– Я не хотела, – ответила она тихим, как падающий пепел, голосом. – Так получилось.

– Ты приняла решение. Ты не проверила плиту. Это одно и то же. – Он отвернулся, сел на велосипед и поехал, не оглядываясь, по улице. Когда она повернулась лицом к толпе, все указывали на нее.

Это был не столько сон наяву, сколько небольшая пьеса, разворачивавшаяся в голове Валенсии каждый день, когда она выходила из своей квартиры, чтобы отправиться на работу. В своем воображении она видела действующих лиц и себя саму, но не реальную, а искаженную версию с резкими, уродливыми чертами лица. Недавним дополнением к этой истории стал Питер.

Иногда все начиналось, когда она поворачивала ключ в замке; иногда чуть погодя, когда спускалась по лестнице или переходила улицу. Иногда для характеристики Валенсии использовалось несколько прилагательных, иногда повествование обходилось без них. Слова были злые, но голос, произносивший их, не был злым и звучал холодно и деловито, с легким оттенком снисходительности, как будто обладателю этого голоса не было до нее никакого дела и он не собирался тратить энергию на выражение неприязни к ней. История всегда заканчивалась катастрофой, и в этих катастрофах всегда была виновата Валенсия.