— Каким он был командиром?
— Отличным, всесторонний. На задания вместе с солдатами ходил. Он инженер — мы там минировали, разминировали, переправы наводили, маникюр некогда было наводить, все в земле копались. Обдуманно он действовал.
…Через три года после встречи на Алтае с Валегой Некрасов был вынужден эмигрировать. Все это слишком широко известно, чтобы повторяться, — и гонения, и обыски, и «дело» в КГБ, достаточно только привести формулировку, когда его исключили из партии, в которую он вступал в горящем Сталинграде: «…за то, что позволил себе иметь собственное мнение, не совпадающее с линией партии»!
И даже в далекой Бурле было проведено партсобрание, на котором ошеломленному Валеге сообщили: ваш друг — враг страны! Исчезли книги, снова был запрещен фильм «Солдаты».
— Михаил Иванович, а вы поверили?
— Зачем бы он свою жизнь на фронте отдавал, нервы там потерял, чтобы потом вдруг — враг народа? Я ж его знал. Не один уехал, другие видные люди уезжали. Видно, неполадки какие у нас были, что они так. Что ж, ему хотелось из родного дому куда-то? Видать, допекли его.
— А у вас неприятности были?
— Нет, как на селе отношение было, так и осталось. Из КГБ приходили, расспрашивали: как часто пишет, о чем? А мне-то чего бояться? Я весь на виду, пусть проверяют, где хотят. Я здешний весь.
«Дорогой и любящий друг Виктор Платонович! Живем наполовину, вперед не бежим, но и назад не отстаем…»
А из Парижа шли открытки, фотографии, календари.
«Выяснилось, что самое важное в жизни — это друзья. Особенно, когда их лишаешься. Для кого-нибудь деньги, карьера, слава, для меня — друзья… Те, тех лет, сложных, тяжелых и возвышенных. Те, с кем столько прожито, пережито, прохожено по всяким Военно-Осетинским дорогам, ингурским тропам, донским степям в невеселые дни отступления,… в окопах полного и неполного профиля, на кухнях и забегаловках… И их, друзей, все меньше и меньше, и о каждом из них, ушедших и оставшихся, вспоминаешь с такой теплотой, с такой любовью. И так их мне не хватает».
На столе у Валеги — письма, открытки. Обратные адреса — Франция, Канада, Швейцария. Всего около года они были рядом, но объединило это их навсегда. Да, война, фронтовая дружба, но ведь таких друзей у Некрасова были сотни, а выделял он Валегу, с особой теплотой и любовью говорил о нем всегда, даже через десятилетия разлук. Почему? Не берусь ответить за Некрасова, но предполагаю, что прежде всего он заметил в Валеге русскость и настоящесть. Как и Некрасов, Валега просто не способен изменить ни себе, ни друзьям, ни родным. Он, видевший самые адские котлы, смерть, кровь изодранных в кровь человеков, пребывает в полной уверенности, что «все люди хорошие, плохих быть не должно. Не будь злодеем, и все к тебе будут хорошо относиться».
А потом он идет провожать меня на вокзал. Идем медленно, очень болит нога, раненная в 1944-м. А положенного ему автомобильчика не дают, требуют снова явиться на комиссию аж в Барнаул. Как будто к старости инвалидность 2-й группы может исчезнуть. Да и телефона не ставят. А ну их, идти просить не хочется, не привык за семьдесят почти лет.
Пока дошли, успели поздороваться с десятком людей. Он ничего не говорил, но я-то знаю, что он в округе не один десяток домов помог срубить, печей сложить, по хозяйству что-то смастерить. Во-первых, мастер знатный, во-вторых, никогда не откажет.
С. КУЗЬМИН
с. Бурла, Алтайский край.
«Комсомольская правда», 1 августа 1992 г.
