Вакханалия - [42]

— За солью, — кивнула Сургачева.

— И не надо оргвыводов, — повысил голос Красноперов. — Я не понимаю, почему одинокий мужчина не имеет права зайти к одинокой женщине, чтобы по-дружески поболтать?

— Заодно и поболтали, — согласилась Сургачева.

— Рома, но в этот же вечер ты пришел ко мне с вином и конфетами… — обиженно протянула Рябинина. — Как тебе не стыдно, Рома?..

— А чего тут стыдного? — совсем скуксился Рома. — Я у Зойки не задержался.

— Не дала, — констатировал Марышев.

— Плохо просил, — возразила Сургачева, — иначе бы дала. Она всем давала. Только не просил никто.

Ничего запредельного в Ромкиных похождениях не было. При желании он мог уболтать даже каменную бабу. Что и делал, когда сильно уставал от работы. Я не падала на него по единственной причине — аллергии па шутов. Не выношу я их. Многие на словах тоже не выносят, а на деле — жарко слюни льют от их кривляний.

— В каком состоянии вы застали Макарову? — спросил Верест.

— В убитом, — не задумываясь, ляпнул Ромка.

— Как, уже? — удивился Постоялов.

Аудитория дружно хихикнула. Черновато получилось, но ничего.

— Ну не совсем, — сообразил Красноперов. — Но настроение у нее было ужасное. То краснела, то бледнела. Меня даже не заметила. Впустила в дом и продолжала метаться по комнатам, кусая губы. Я пытался ее разговорить, но впустую — она даже не отвечала… А чего мне еще было делать? — Ромка развел руками. — Помариновался на кухне и пошел. Она ваще никакая была…

— Макарова уже знала, что ее возлюбленный не вернулся с дачи, — напомнила я.

— Си-ильное чувство, — уважительно оценил Марышев.

— Многим, увы, недоступное, — продолжала нарываться на Ромкино хамство Сургачева. Зачем она на него наезжала? Я всегда была уверена, что Сургачева к Ромке относится нормально — гораздо лучше, чем остальные соседи. Может, Сургачевой с каких-то борщей не понравились Ромкины «хождения за три моря» к Зойке и Рите Рябининой?

Нарвалась.

— Слушай, Сургачева, — сказал Ромка, — меня твой сортирный юмор не раздражает. Ты можешь разминаться сколько влезет. Но больше ко мне не ходи, ладно?

Сургачева замерла с открытым ртом:

— Ну ты и наглец…

Тут Ромка, конечно, перегнул.

До Марышева дошло «на вторую пятницу». Он еще какое-то время поулыбался, потом, видимо, просек неладное. Оглядел всех и в последнюю очередь благоверную. Сверху донизу.

— Брехня, — отстрелялась одиночным Сургачева.

— Не понял, — сказал Марышев. В лице он пока не менялся, но к тому шло.

— Звездит как дышит, — выразилась богаче Сургачева. — Эй, капитан, нам тут долго еще задницы давить?

Ромка не стал настаивать. Он уже предоставил страховому агенту достаточно пищи для размышлений. Весьма довольный собой, он откинул голову на худую диванную подушку и тихо засветился.

— Есть еще желающие покопаться в чужом белье? — поинтересовался Верест.

Заговорила пылающая, как станица, Рябинина:

— Я, конечно, не знаю, сколько у Романа… о господи, романов… да я его вообще не знаю — Роман, ты ко мне больше не подходи, слышишь!.. — но я видела однажды, как Кира с Борисом Аркадьевичем… на пляже это у нас было, летом… очень мило так разговаривали. Я даже подумала… А вас, Игорь Евгеньевич, в этот день не было, вы работали, наверное…

Тихо шизея, Марышев смотрел уже на обоих. А поскольку косоглазием он не страдал, зрелище выглядело комично.

— Это уже организованный наезд, — прошипела Сургачева. — А по сути — глючное, мерзкое обвинение… Хотя от тебя, Ритка, можно ожидать любой мерзости! Как я не догадалась?..

— М-да, — почесал в затылке Постоялов, — некрасиво получается. Вы правы, Маргарита Семеновна. Это было тринадцатого июля, в страшную пятницу. Копаю, понимаете, от рассвета до полдника. Под вечер ухожу от реальности в красивый мир — в кои-то веки! — эскапизмом, проще говоря, занимаюсь: выхожу один на пляж, красиво, небо голубое, люди, великая река, соседка загорает, сажусь, беседую, бац! — состав преступления… Некрасиво получается.

— Так и было, — подтвердила Сургачева, — зуб даю. Борис Аркадьевич всего лишь приятный собеседник.

— Подумаешь, криминал, — махнул рукой Красноперов. — Ритуха вон с Игорьком, помнится, в те выходные минут сорок через забор болтали — он на своем участке, она на своем. Как магнитом притянутые… Я с вечера тогда пивка принял — бутылочек семь, — работа и не пошла. Дай, думаю, спать завалюсь, а пораньше встану — наверстаю. Так и сделал. Стою на втором этаже, кофейком балуюсь, а они через переулочек: шу-шу, да шу-шу. Болтовней увлеклись — и ни черта не видят. А ведь рановато было — часиков восемь, едва рассвело.

— Один — один, — прокомментировала Сургачева. — Меня он об этом в известность не ставил.

— Два — один, — поправил Постоялов. — Причем не в вашу пользу.

Марышев побагровел, как селедка под шубой. Но орать не стал, сдержался.

— Глазастый ты наш, — тяжело выгрузил он из себя. — Не в ту сторону смотришь… Кира, ну о чем тут говорить? Ну вышел я с утреца на крыльцо покурить, а чего такого? Я не похмельный был — проснулся рано. Ты еще спала, а Рита у себя на сотках гребла чего-то. Ну разговорились…

— О чем? — утомленный беспробудным маразмом, выдохнул Верест.