Вакханалия - [37]

— С пробужденьицем, мадам, — облегченно вздохнул Верест. — Вы не ошиблись крыльцом?

Дурдом процветал. Обретя способность шевелить извилинами, Рита вцепилась в Вереста и стала его мутызгать с таким азартом, что я покрылась толстым слоем ревности. Выглядело это натуральной клиникой. Отчаянно дрожа и заикаясь, Рита протарахтела о том, что не спала с одиннадцати вечера (Красноперов подло бросил), обдумывая, как бы получше сообщить милиции ценную информацию, способную продвинуть следствие далеко вперед, ибо только она обладает этой информацией — абсолютно случайно; но теперь после случившегося никому ее не отдаст, иначе ее добьют, арестовать никого милиция не сможет — кишка тонка, а до нее дотянутся… Ей казалось, за ней следят, но возвращаться было поздно… и страшно, она взошла на крыльцо, чтобы постучать в дверь, — тут на нее и напали сзади, треснули по затылку, она упала, забылась… очнулась. Голова гудит!

Обошлось, по всей видимости, без крови. Желтые розочки на косынке Риты остались желтыми. Кожу не рассекли. Дали по кумполу — и вся трагедия.

— Разрешите, я посмотрю. — Верест осторожно взялся за косынку, чтобы развязать ее.

— Не трогайте! — заверещала Рита, делая дурные глаза. — Больно! Я сама, дома!..

И так заработала руками, выгребая из-под Вереста, что стало ясно — живьем не дастся. Да и не очень-то хотелось. Ничего серьезного с ней не случилось — от легких сотрясений никто не умирал. А с одержимой психованностью совладать могло только время. Предложив мне заняться предварительным успокоением объекта, наливающийся злобой Верест прямо на крыльце провел «селекторное совещание» со своей заспанной гвардией.

— Нас имеют как мальчишек, — заявил он самокритично. — Учтите, пинкертоны, если уволят меня, уволят и вас, уж я постараюсь раскрыть вашу истинную, не желающую работать суть. А ну живо проснулись — и за дело! Ткаченко — рысью на Облепиховую. Есть объект, будешь охранять и лелеять. Борзых — на главные ворота, Замятный — в Сосновый переулок — на въезд. Акулов — ко мне, получишь особые инструкции. Придет машина из морга — не заплутает…

Убрав рацию и с ненавистью взглянув на трясущиеся губы Риты (она сидела на корточках и с фаталистической обреченностью смотрела перед собой), он переключился на меня. Попытка смоделировать нормальный человеческий голос к успеху не привела.

— Идите в дом, Лидия Сергеевна, — рявкнул он. — Ложитесь спать. — Но потом, видимо, напрягся и, нечеловеческим усилием сбавив тон на две октавы, выдавил поласковее: — В кровати встретимся…

Он пришел в три, ушел в семь. Я, как верная военно-полевая жена, оказала ему первую помощь в плане моральной реабилитации перед сном, а утром накормила поросенком. И даже завернула в газетку немного осетринки для бойцов в окопах.

— Спи спокойно, дорогая, — буркнул на пороге Верест. — На этот раз охрана не ударит лицом в грязь. Акулов на крыльце, если что — все пожелания к нему.

У меня имелось одно пожелание — носом в подушку… Туда и попала. В одиннадцатом часу утра Верест перевернул меня на спину и принялся поглаживать, не раздеваясь. Его глаза были грустнее поникшей яблоньки в моем саду.

— Дело принимает тоскливый оборот, — признался он, нежно массируя мои плечи. Он пользовал меня точно кошку, от поглаживания которой, говорят, исходит успокоение. — Ни одной ниточки. С гибелью Зубова мы лишились последней возможности выйти на след вдохновителя преступной акции. К сожалению.

— И что теперь? — Я невольно зажмурилась от удовольствия.

— Теперь — открытое поле для маневра. То есть отступление по всем фронтам. Рябинина городит полнейшую чушь, отказываясь вразумительно объяснять свое присутствие на вашем крыльце. Остальные загадочно помалкивают. Я вижу только одно решение — собрать фигурантов в одной комнате и внимательно посмотреть им в глаза. Не хочешь поучаствовать? Обещаю — страшно не будет. Чистая психология.

— Не хочу, — сказала я, — но придется. Вы же без меня как дети малые.

— Прекрасно. Готовься наблюдать. Выберешь такое место, откуда увидишь глаза каждого. Время и место сбора — пятнадцать ноль-ноль, дача Красноперова: у него удобная гостиная. Фигуранты в курсе, форма одежды — парадная…

— Все в гольфиках, — пискнула я.

— Хорошо бы, конечно, это дело заснять на скрытую камеру… — Верест задумчиво потер непристойно колючую щетину. — Но кто ж нам ее даст?..

Глава 8

Талантом публичного оратора он не блистал. И не стремился. Но предстал в очень непривычном ракурсе — попивал колу, «любезно» предоставленную Красноперовым, и отпускал безвредные шуточки. А главное — был побрит до синевы! Я глазам не поверила, аж слюнки потекли — и где же он сподобился? С дачи он ушел около часу дня, оставив на крыльце чернявого опера Акулова — парня с почти высшим образованием и незанудливого. Больше не появлялся. Под присмотром Акулова я и дотопала до «тырла» (буквально — место гульбища сомов), как презрительно окрестил Верест намечающуюся вечеринку с разборками. Верест был уже при деле. Остальные тоже собрались — рассредоточившись по уютному, обитому панелями холлу. Я немного оробела, представ перед честным народом в облезлой телогрейке с маминого плеча. Хотя могла и не робеть — половина публики была одета не лучше.