Вакантное место - [2]

— Мне очень хочется. Но я должен быть самый сильный. Тогда поеду.

Двенадцатилетний Алеша, конечно, не знал, да и не мог знать, того, что высказал Калныньш этим своим «очень хочется». Мало — хочется. Ему просто необходимо было именно в этом году попасть в сборную. Именно в этом. Именно сейчас.

В свое время он уехал из Вентспилса в Москву, к Клавдии, без особых душевных терзаний. Он был сиротой и понимал, что за словами «я не могу бросить маму» стоит нечто большее, чем женский каприз. Спортсменом он тогда был в расцвете сил, чемпионом страны, подающим надежды педагогом, и, если бы надавил как следует, не жить бы им сейчас хотя и в малонаселенной, и в новом доме, но все же в общей квартире, в одной комнате. Калныньш давить не умел, да и по-русски не мог тогда двух слов связать, а если горячился, то вообще «ревел, как бугай» (выражение Клавдии). Поэтому он, как и в молочной кухне, просто встал в очередь и стоял до сих пор. Но родился Дзинтарс (он же почему-то Миша, хотя латышское имя очень красиво, в переводе «янтарь»). Но Клавдия тосковала по своей работе (хотя ему, Айвару, непонятно, почему разносить почту по квартирам интереснее, чем дома читать сочинения классиков). Но теща бывала только наездами, а большую часть времени пропадала у родственников, поскольку на раскладушке спать отказывалась (в чем была совершенно права). И, наконец, соседи, задевая головами пеленки, развешанные на кухне, хотя и не ворчали, но делали страдальческие лица (а могли бы ворчать и были бы правы). Словом, жизнь становилась все невозможней.

Преподавателю детско-юношеской спортивной школы Калныньшу отдельная квартира в новом доме была обещана твердо. Однако он знал цену твердым обещаниям работников хозяйственного управления своего спортивного общества. Знал, что в том случае, если плюс ко всем его заслугам и обстоятельствам фамилия «Калныньш» появится в списках сборной команды страны, моментально и чуть ли не автоматически придут в действие некие рычаги и шестерни, которые значительно сократят время ожидания заветного ордера. Кнопкой же, которая пустит в ход рычаги и шестерни, будет издавна сложившееся и в общем правильное мнение, согласно коему человек, призванный защищать честь страны на спортивном поприще, должен как можно быстрее получить условия, необходимые для подготовки к защите этой чести. Если же Калныньш на сей раз в сборную не попадет, то, вполне возможно, механизм сработает не на него, поскольку непременно найдется какой-нибудь иной спортсмен, которому тоже потребуются условия. И ордер получит он, а очередь Калныньша отодвинется ступенькой ниже, как уже случалось прежде. И Клавдия, узнав о новой отсрочке, долго не будет разговаривать с мужем, а будет только вздыхать — шумно, гневно и справедливо.

На обратном пути Калныньш снова постоял перед газетой. И пошел домой, говоря себе: «Ты, старый глупец! Если ты отдал жизнь тому, чтобы ездить на велосипеде и учить этому не очень умному делу других. Если в юности ты бросил рыбацкое ремесло, в котором был бы уже солидным человеком, бригадиром, получал хорошие деньги и имел квартиру. Если так, то добейся своего, добейся. У тебя еще много сил, а твой дед, когда ему исполнилось шестьдесят, поднимал на плечи баркас. И его никто не кормил апельсинами. А твоя замечательная жена покупает тебе апельсины, хотя они не дешево стоят. Так добейся, старый глупец, добейся, иначе я не дам даже копейку за твои огромные ноги».

Он произнес эту речь по-латышски, как всегда в минуты самых важных и откровенных разговоров с собой. И сердясь на себя, даже тряхнул сумкой с бутылочками для Дзинтарса. Испугался, встал посредине тротуара и начал осматривать их одну за другой.

4

— Адик, ты никуда не уходишь?

— Нет, ко мне придет Васька.

Он терпеть не может домашнего «Адик» — «Адриан» по паспорту. Андрей — только так. Имя для мужчины. Он перекрестил себя, когда кончил школу и пошел работать грузчиком.

Грузчики дирекции передвижных выставок и панорам именуются в штатном расписании музейными работниками — «музрабами». Но это только для папы и сестры утешение. Грузчик есть грузчик, вполне мужская профессия.

Кончать школу было муторно. Он чувствовал, что вырос из нее, как вырос из своей парты, на крышке которой два года назад некий паникер вырезал перочинным ножом «мама, я хочу домой». Пацаненок-маляр, заляпанный охрой и веснушками, свистел за окном и щурил рыжий глаз на дядю в форменном пиджачке, укрывшегося от взгляда математички за бруствером чужой спины.

Андрей думал, что грузчики — это немолодые небритые ханыги, «на троих за углом». Были там и такие. А были плечистые мальчики в джинсах и чистых ковбойках. Целая бригада ковбоек. Они, когда Андрей пришел в Манеж, где оборудовалась очередная выставка, обедали. Сидели на ящиках у служебного входа, жевали домашние бутерброды, запивали их из горлышка безалкогольным напитком «Освежающий». Один листал учебник по органической химии. «Эти стаж для института зарабатывают», — сообразил Андрей, заранее решивший, что в ближайшее время — никаких вузов, поскольку культурный рабочий со средним образованием, спортсмен, общественник и оптимист без отклонений в сером веществе тоже вполне положительный герой нашего времени. Так и было сказано в ответ на упреки домашних.