Ваххабизм в России. Теория и практика террора - [29]

Для неевропейской цивилизации предложение пройти путь отказа от своих цивилизационных установок и внедрения чуждых ей за жизнь одного-двух поколений выглядит тем более утопией — хотя эту утопию в разных странах упорно внедряли в течение всего 20 века. Либеральные реформы в России конца 19 — начала 20 века предсказуемо закончились революцией и контрреформацией, возвратом к традиционным формам взаимоотношений государства и общества. Российское общество отвергло тот вариант модернизации, которую очень неглупые премьер-министры Витте, Столыпин попытались механически перенести на российскую почву по западноевропейским лекалам. Традиционная проблема российских правителей — они совершенно не знают страны, в которой живут и которой управляют.

Безусловно, даже после отката назад и отказа от евромодернизации и вестернизации страна и цивилизация, прошедшая через столь тяжелое испытание, не может вернуться в ту же точку, с которой начинала его. Она неизбежно впитывает те или иные совмещающиеся с её традицими элементы развития. Происходит определенная конвергенция, но цена, которую приходится за неё платить, зачастую выглядит просто несоразмерной. Выживание страны после таких экспериментов никем не гарантировано. Большой вопрос, к примеру, что в итоге станет со странами Арабской весны и вообще регионом Ближнего Востока. Наиболее катастрофичной в перспективе выглядит ситуация в Египте, который вестернезировался и, казалось бы, превратился в одну из наиболее европеизированных стран арабского мира — и именно Египет в полной мере сейчас испытывает последствия отката назад.

Говоря о России, решительно нет никаких указаний на то, что современные либеральные реформы способны переформатировать психику русского человека и внедрить в него чуждые этические нормы — алчность, как движущую силу прогресса, прибыль, как критерий эффективности производства. Стремительное внедрение базовых основ этики капитализма способно искалечить психику и создать каких-то мутантов, но цель любого циилизационного переформатирования — это создание нового гармонично развитого человека. Который находится в первую очередь в ладах со своим внутренним миром. Будь то человек коммунистического мировоззрения или свободолюбивый толерантный космополитичный еврорусич.

И вот с этом, похоже, у реформаторов не получается. Идеальный потребитель получается, но что-то более похожее на человека — никак. Очень напоминает старый советский анекдот о слесаре, укравшем на заводе детали от велосипеда, но что бы с ними он ни делал — все время получался автомат Калашникова. Отторжение этих реформ, неприятие их обществом более чем очевидны, несмотря на все заклинания действующей власти о «необратимости» их, об отказе от пересмотра итогов приватизации и так далее. Никаких сомнений нет, что возврат, отказ и пересмотр состоятся — вопрос только, какой ценой.

Есть одно исключение из общего правила. В одной-единственной стране Востока — Японии — 19 и 20 век стали эпохой бурного роста и модернизации именно по европейскому образцу. Однако в этом исключении просматривается железная закономерность — Япония начала модернизацию и переход на капиталистические рельсы, будучи на пике национального подъема и развития. Япония как раз завершила выход из сложного и затяжного кризиса, преодолела тяжелые противоречия предыдущего периода. Кроме того, плюсом для Японии стало то, что она находилась на периферии интересов колонизаторов как страна, не имеющая привлекательных природных ресурсов.

Второй пример — модернизация СССР. Советский Союз строил некапиталистическое будущее, поэтому его нельзя ставить в один ряд с Японией. Однако успех модернизации 30 годов также оказался связан с психологическим настроем народа, который поверил в тот выбор, который ему предложила ВКП(б), и этот выбор оказался цивилизационно близок и понятен. Середина-конец 20 годов прошли в очень жесткой внутрипартийной борьбе и дискуссиях, в ходе которых сумела утвердиться точка зрения на характер модернизации СССР по максимально близкому к ментальности нашего населения пути.

Все остальные страны, вынужденные проходить этап модернизации и вестернизации, делали это «от нужды» и «по принуждению». При этом они находились либо в кризисе, либо в предкризисном состоянии. Кроме того, все эти страны в процессе своей модернизации были объектами колонизации со стороны европейских стран, что обуславливало колониальное направление развития их экономик, а следовательно — и уродливую трансформацию социума. Собственно, мы всё это видим на своём собственном сегодняшнем примере.

Модернизация и призыв «невидимой руки рынка» в нашей стране проходили в состоянии тяжелейшего управленческого и экономического кризисов, притом оба кризиса взаимно дополняли и усиливали друг друга. Крах СССР привел к тому, что Россия оказалась под управлением неоколонизаторов и туземных администраторов-коллаборационистов. В таких условиях наша страна могла строить только экономику колониального типа — торговля сырьем, уничтожение всей конкурентоспособной промышленности, тотальный вывоз капитала за рубеж через механизм полной конвертации рубля. В царской России перед Первой мировой войной строилась точно такая же экономика с таким же влиянием на неё стран Европы, рассматривавших Россию в качестве своей колонии. К чему это привело — известно.