Вагончик мой дальний - [35]

Майор бы не стучал, подумалось. Да и штабисты… Они вышибли бы и дверь и стекло!

Мы прислушивались. Наступила долгая тишина. Может, те, за дверью, — возникла надежда, — постояли и ушли? Может, правда, какие-нибудь путевые обходчики, рабочие, которым, в общем, от нас ничего не надо?

Негромко и как-то приятно, по-домашнему, скреблись мыши за печкой. Потрескивала деревянная лежанка под нами. Не шевелясь и приподняв головы, мы старались уловить каждый чужой звук за окошком. И вдруг прозвучало из-за двери, но показалось — под самым ухом:

— Братцы мои, ну открывайте, что ли! Я ничегошеньки вам не сделаю… Вот, клянусь!

Зоя ладошкой закрыла мне рот, показывая, что надо молчать.

Но я уже понимал, что отмолчаться не удастся. Они разозлятся и вышибут дверь. Да враги бы с нами не чикались, не называли братцами…

Отклоняясь от руки Зои, я крикнул в сторону двери:

— А ты кто?

— Охотник, — такой был ответ.

— А зачем тебе открывать?

— Хочу поговорить.

— С кем? — спросил я, вылезая из-за печки, приближаясь к дверям.

Зоя поднялась вслед за мной, я почувствовал, как она прижимается к моей спине.

— С вами, с вами, — сказали добродушно за дверью. — Между прочим, я один, а про вас я знаю. — И после некоторого молчания: — От Глотыча я. Понятно?

Я повернулся к Зое, чтобы спросить, но она сама, прильнув к моему уху, зашептала, от ее губ стало горячо:

— Все равно не открывай… Кто бы ни был… Прошу!

— Мы вас боимся, — сказал я прямо в дверь. Зоя прижималась ко мне еще сильней, я чувствовал кожей, как она дрожит. — Если вы охотник, как говорите, идите в другое зимовье.

За дверью кашлянули. С минуту помолчали.

— В общем-то, как хотите… Но я, и правда, пришел вам помочь.

— А зачем нам помогать? — подала вдруг голос Зоя.

Я не ожидал, что она себя выдаст. Одно дело — мужик в зимовье, другое — женщина. Это было неосмотрительно, даже опасно. Но Зою, как говорят, понесло. Она злобно вопрошала, обращаясь к дверям:

— Мы просили о помощи?

За дверью снова кашлянули.

— Барышня, извините… Но вас ищут!

— Ну и что? Пусть ищут! — отвечала Зоя с вызовом. Однако при этом она прижималась ко мне. Слово «барышня» ее не смягчило. А я опять подумал, что бандюги да энкаведешники так не разговаривают и слово «барышня» уж точно не употребляют. Тут что-то не так.

Голос за дверью добавил:

— Глотыч просил вам помочь — вот и все. Не хотите как хотите. — И после паузы: — Я тут еще посижу на крылечке. А вы подумайте. Вам жить-то…

Мы с Зоей присели на лавку под оконцем и стали думать. За оконцем, хоть и малость просветлело, ничего, кроме буро-зеленой хвои елок, не видать. Но стало различимым Зоино лицо, оно было белей печки.

Я тихо спросил:

— Может, откроем?

Зоя промолчала, что могло означать и согласие.

— Он же к нам пришел от Глотыча, — продолжал я убеждать. Не только ее, но и самого себя. — И потом… Мне кажется, он неопасный… Да?

Зоя смотрела на дверь. Я подумал, что сейчас я верил ей больше, чем себе.

— Тогда что? Тогда открываем?

Зоя поцеловала меня в губы, решив на всякий случай проститься. Не до конца, значит, верила, что беды не будет. Но шагнула к дверям и решительно отодвинула засов.

— Входите! — крикнула и снова села, глядя не мигая на дверь.

И я повторил вслед за ней с такой же интонацией:

— Мы открыты! Открыты!

Чужие ноги застучали по нашему крыльцу, наискось со скрипом отворилась убогая дверца, и на пороге встал, чуть пригибаясь, человек с бородой.

Нет, бороду мы разглядели потом. Сперва увидели темную согнутую фигуру в проеме дверцы и почему-то сапоги. Потом стали видны борода и зимняя ушанка… Это летом-то! Лицо в сумраке зимовья показалось нам старообразным. Уже потом, на улице, смогли разглядеть, что гость никак не стар, скорей даже молод. Голубые на выкате глаза и чуть подмороженные, с краснотой щеки, частью скрытые той же бородой. А когда, войдя в помещение, мужик снял шапку, обнаружилась густая, чуть курчавая шевелюра.

Мы продолжали сидеть. Наверное, нам казалось, что так безопаснее.

Потом-то я понял, что опасность является вовсе не так, а куда прозаичней… Но страшней.

А человек, сразу загромоздив собой пространство избушки, продолжал стоять, молча вглядываясь в нас сверху вниз. Медленно опустился на пол и расположился напротив нас, опершись спиной о печку. Мне даже почудилось, что печка чуть подвинулась назад.

— Вот, — заключил удовлетворенно, — вы и есть.

— Кто мы? — спросила Зоя, не вызывающе, но излишне резко. Я понял, что она еще трусит. И бородач это понял.

Спокойно произнес:

— Вы — это вы… Такими вас и представлял.

И снова нас разглядывал. Впрочем, недолго.

— Вас ищут, братцы. Пока ищут в деревне. Но шарили уже вдоль путей… И сюда доберутся… Завтра… Но могут и сегодня…

Он обвел глазами наше жилище, видимо, оценив про себя порядок, который мы тут навели.

— Здесь оно, конечно… крыша, все такое… Но вам тикать надо!

— А вы… Как вы нас нашли? — поинтересовалась Зоя, смягчив тон.

Он ухмыльнулся: вопрос был детский.

— Про вас уже объявление дали… Сбежали опасные преступники, за поимку награда там, прочее. Смекнул, где этих опасных преступников искать… Нашел…

— Вы, правда, охотник? — спросил я, чтобы переменить тему. О преступниках при Зое говорить не хотелось. Чего зазря трепать нервы? Она и так в ужасе, что придется возвращаться в вагончик.