Вадимка - [13]
Вадимка не мог оторвать глаз от оркестра. Залюбовавшись поразившим его зрелищем, он замедлил шаг.
— Пятки оттопчу! — заворчал пожилой казак.
Парнишка снова пристроился к дяде Василию, глазея по сторонам. И тут заметил, что идут они по той самой улице, где он оставил Гнедого и Резвого. По этой улице они скоро выйдут за город.
Как же могло случиться, что он забыл про своих коней?! Их же выручать надо! Советоваться тут с дядей Василием нельзя, он его не отпустит; надо решать самому, решать быстро, пока не вышли за город. Убежать из колонны было нетрудно — никаких конвоиров не было. Но как быть? «Ежели я не убегу, мне будет лучше, — поспешно размышлял Вадимка. — Я буду с дядей Василием, мне же надо за него держаться! Но тогда надо бросить коней. Они с матерью останутся нищими, пойдут побираться. Что же он скажет матери, когда придёт домой? Шёл мимо двора, где бросил Гнедого и Резвого, и даже не попробовал их выручить!» Парнишка почувствовал, что так поступить ему никак нельзя. Надо убежать, сейчас же убежать! Но тогда он останется совсем один в этой людской пучине за тридевять земель от дому!.. «Ну и нехай!.. Всё равно убегу!» — твёрдо решил парнишка.
Алёшин был занят разговором с соседом. Вадимка отстал и, поглядывая на дядю Василия, поспешил выбраться из колонны. Он слышал, как кто-то сказал:
— Зря, сынок… Один ты тут пропадёшь, как муха.
— Бог не без милости, казак не без счастья, — сказал другой пленный.
Очутившись на тротуаре, парнишка кинулся разыскивать знакомый двор. На него никто не обращал внимания. Он заметил, что кое-кто из красных уже ходил в таком же новеньком английском обмундировании.
Во дворе, куда шмыгнул Вадимка, стояло несколько обозных подвод, видно брошенных белыми. Парнишка несмело вошёл в дом.
Хозяин, как и вчера, лежал в постели, хозяйка возилась у плиты.
— Здорово ночевали! — сказал им робко Вадимка и замолчал, переминаясь у порога. Он не знал, как начать разговор про коней.
— Чего тебе, молодец? — спросил сердито хозяин.
Вадимка оробел ещё больше.
— Да я вчера… отдал вам коней с бричкой… А вот нынче хочу их выпросить обратно… Я домой на них поеду… Вы на меня уж не обижайтесь, дяденька…
Хозяин и хозяйка переглянулись. Что-то недоброе почуял Вадимка в их взглядах.
Молчал Вадимка, молчали хозяева.
— А ну, пойдём! — сказала наконец хозяйка и распахнула перед Вадимкой дверь.
Когда вышли во двор, она подвела его к солдату, который сгружал что-то с повозки.
— Товарищ, это — белый. Вон из тех самых. — Она глянула на проходящую мимо двора колонну пленных. — Забери его, чего он тут шляется… Ещё требует чего-то, подлюга! — И хозяйка ушла в дом.
Вадимка оторопел от неожиданности. Солдат перестал заниматься своим делом, хмуро уставился на парнишку, меряя его взглядом с головы до ног.
— Антанта обрядила тебя как на свадьбу… Доброволец?
— Да не-е-е, — потупился Вадимка. — Подводчик.
— Знаем мы таких подводчиков… А ну, скидавай серую шкуру.
Владелец «шкуры» догадался, что речь идёт о его плаще.
— Да он весь в грязи, — с виноватым видом начал он, снимая плащ.
— Грязь — не сало, помял — и отстала! В погонах разгуливаешь?.. Никак не расстанешься? — удивился обозник.
Вадимка догадался, что до сих пор плащ закрывал плечи, и английских погон не было видно.
— А теперь гони тёплую шкуру… Шинель свою зелёную гони! — повысил голос солдат, заметив недоумение парнишки. — Гони френч и шкеры… И колеса тоже… Даёшь!
Скоро от английских «шкур» на Вадимке осталось только бельё — длинная рубаха да короткие подштанники с обрезанными штанинами. Взамен от солдата он получил рыжие солдатские ботинки, солдатские штаны-галифе и солдатскую фуражку. И штаны и фуражка в прошлом были защитного цвета, но теперь, заношенные годами, цвета не имели. Вадимка хорошо знал, что в Хомутовской пленных оставили босыми, в одном бельё, а потом расстреляли. А ему дали и ботинки, и штаны, и фуражку — значит, его расстреливать не собираются. Правда, у него не было верхней рубахи. Вадимка скоро озяб, моросил дождь, но это его не огорчало. Остаться бы живому, а там уж как-нибудь!
— Опять мародёрствуешь, шкура обозная?! — донеслось до Вадимки.
Это сказал заехавший во двор конный.
— А что делали они с нашим братом? — ответил обозник.
— Это он-то?
— А ты-то знаешь, кто он такой?.. Драпал до самого моря… Мне в лаптях воевать приходилось, а они и сейчас одеты с иголочки… Да ещё не смей тронуть!.. Да-е-ешь! — и обозник скрылся за домом.
— А ты берёшь… С тобой разговор ещё будет, — посмотрел ему вслед конный. — Тебе сколько лет? — спросил он у Вадимки.
— Четырнадцать.
— А как сюда попал?
— А в подводы взяли.
Конный отвязал от седла брезентовый дождевик и бросил его дрожавшему от холода Вадимке.
— На! Надевай!.. От солнца затишек, от ветра холодок, а всё-таки защита! А то загибнешь в этой слякоти!
— Спасибо тебе, дяденька! — обрадовался Вадимка.
— А ты почему не со всеми вашими? Ты чего тут делаешь?
— А я хочу выручить своих коней с бричкой. Я их вчера тут оставил.
— Уноси-ка лучше, парень, свои ноги… Кончится война — кони у нас будут!.. Шагай!
Вадимка пошёл со двора. Его охватила радость — отпустили! Могло быть куда хуже! Он же пленный! Но, очутившись на свободе, он почувствовал, что слезы мешают ему смотреть. Как же теперь с его конями? Хозяин и хозяйка решили не отдавать ему Гнедого и Резвого. Почему так безжалостны к нему люди, которым он не сделал ничего худого? Ну за что они его так обидели?! Что теперь будет с Гнедым и Резвым? Как же теперь они с матерью проживут без коней? А что будет с ним самим — он же остался один, без дяди Василия?
