Вадимка - [12]
— По донцам из главного калибра?.. Союзнички… Да какое же право вы имеете стрелять по мне? Я же на своей земле, сука заморская! Белые, красные, зелёные! Да завтра можа объявятся какие-нибудь голубые! Вам-то какое дело?! Мы уж как-нибудь без вас разберёмся! К нам не суйся, сволочь! Привыкли в чужие земли соваться!.. С Россией у вас так не выйдет! Вашими холуями мы всё равно не будем. Так и знайте!
Алёшин замолчал, тяжело дыша.
— Утрись, что ли! — посмотрел он на Вадимку. — Ты же весь заляпан грязью, одни глаза остались… Ну, как? Не задело?
— Не-е-е! — улыбнувшись, громко ответил Вадимка. Ему было забавно — дядя Василий требовал утереться, а сам был весь в грязи. Со скользкого резинового плаща глина сползала целыми комьями. — А ты тоже утрись, дядя Василь!
Алёшин посмотрел на себя и Вадимку.
— Ничего, отскребемся как-нибудь!
Вадимка посторонился, чтобы пропустить казака, выбиравшегося на обочину шоссе. Это был тот самый, в полушубке, который ночью грозил раздвоить шашкой голову капитану парохода.
— Браток! — кричал он всаднику, у которого только что убило осколком коня. С помощью пленных конник снимал седло. — Браток, веди меня к твоему начальству!
— А в чём дело?
— Да дело-то, понимаешь, неотложное. Разговор у меня с их превосходительствами только теперь начинается. Берите меня с собою, иначе мой разговор с ними не состоится… Давай к командиру!
По колонне передали приказание стоять на месте. Поднявшиеся на ноги пленные, стирая с себя грязь, уставились вперёд — туда, где разорвались снаряды. Вскоре к ним дошла весть:
— Полегло там и нашего брата и красных!
К тому месту впереди поскакал какой-то начальник офицерского вида в лихо заломленной серой папахе. «Комиссар!» — подумал Вадимка.
Потом до Вадимки долетел его голос:
— Гони сюда санчасть. Со всеми колымагами!
Этот же конный, которого Вадимка считал комиссаром, показался вновь — он шагом проезжал обратно мимо колонны.
— Врачи есть?.. Среди пленных врачи есть? — спрашивал он.
— Есть! — раздалось в ответ, и несколько человек стали протискиваться к нему.
— А что может сделать врач, у которого ничего нет в руках? — сказал один из них.
— Была бы умная голова да умелые руки, остальное приложится… Спешите к раненым! Очень прошу!
— Викентий! Предводитель команчей! Вот ты какой стал! — вдруг выкрикнул подошедший к комиссару пожилой пленный. — По голосу я тебя сразу узнал, но сослепу-то сразу не разглядишь, — заволновался он, поправляя очки.
— Иван Петрович! Дорогой!.. Вот где довелось встретиться! — обрадовался комиссар. — Поторопитесь! Увезут раненых, поговорим.
И врачи вслед за всадником заспешили вперёд.
…Когда двинулись дальше, раненых и убитых уже увезли, валялись мёртвые лошади, рядом с дорогой Вадимка увидел развороченную землю; в воронки уже набежала вода, но над ними слегка поднимался пар.
— Шли люди домой… Вот тебе и дом… Деревянный с крышкой… И бою-то никакого не было, — вздохнул Алёшин. — Загадываешь одно, а выходит другое.
Рядом с проходившими на обочине дороги стояли и разговаривали комиссар и его знакомый Иван Петрович.
— Русская интеллигенция! — донеслось откуда-то сзади. — Все это изменники, продались большевикам. Решают одни и те же дурацкие вопросы — «Что делать?», «С чего начать?» и «Кто виноват?». И до сих пор так и не знают, что же делать? И по сей день никак не могут решить — кто же виноват в трагедии.
Вадимка был ошеломлён недавними взрывами снарядов, голос, доносившийся сзади, сначала не привлёк его внимания. Но злобный голос не умолкал, и вдруг он показался казачонку очень знакомым. «Никак, полковник Мальцев опять шумит! Ей-богу, это он!.. Значит, в Крым не пробился!.. Значит, тоже попал в плен!» — старался сообразить Вадимка.
Это заставило забыть обо всём остальном. Сразу вспомнился тот страшный день в станице Хомутовской, когда бушевала вьюга…
Парнишка оглянулся, разыскивая глазами полковника. Узнать Мальцева оказалось очень трудно. Вид этого подтянутого, щеголеватого, самоуверенного человека сегодня был самый жалкий. Полковник обрядился в заношенную шинель, которой, как говорят казаки, «в обед сто лет, а в ужин сто дюжин», на нём — сапоги, просившие каши, на глаза надвинута старая солдатская шапка, а из неё «лезли кишки», на плече висел мешок, в нём, наверно, харчи. Знакомые усы коротко подстрижены. Но, как и раньше, был тяжёл взгляд его больших зелёных глаз, и так же повелительно звучал голос.
— Но отставай!.. Отобьёшься… в этой каше тебе будет хана, парень, — строго посмотрел на Вадимку Алёшин.
Они уже входили в город. На тротуарах было полно народу, жители Новороссийска молча смотрели на сплошной поток пленных — кто с любопытством, кто со злорадством, кто с грустью.
— На нас, парнишша, теперь люди глядят, как на медведей на ярмарке, — вздохнул дядя Василий.
Людской поток сворачивал направо, на широкую улицу, по которой в город вступала пехотная часть красных. Впереди гремел оркестр, рядом с ним двигалась большая толпа ребятишек. Вадимке захотелось побежать туда — такую музыку ему ещё не приходилось слышать. Но нельзя — он же пленный!
— Дуют «Тоску по родине», как было и у нас… Не раз под этот марш шагать довелось… Теперь вот, слава богу, отшагался, — говорил Алёшин.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.