Вадим - [29]

— Я же вчера с вами согласовала: он позвонил и назначил встречу…

— Да-да… Спасибо.

То, что Вадим запомнил из предыдущей их с Эггманом встречи, дало ему основание для уверенности: второй он не вынесет. Он метнулся в уборную, будто надеялся спастись бегством; в зеркале увидел себя в бордовой рубашке и точно таком же галстуке — стал сам себе отвратителен. Этим утром ему захотелось вдруг съесть чего-нибудь мерзкого, и он позавтракал холодной жирной котлетой без ничего… Вернувшись в кабинет, Вадим бросил себя на стул, как ненужный предмет, и приготовился к пытке. Но Эггман появился, улыбаясь беззащитной улыбкой, озираясь близоруко. Он споткнулся, подходя пожать руку, — и был похож на подслеповатую добрую муху. Увидев его таким, Вадим улыбнулся в ответ. Возможно, в прошлый раз Эггман просто стеснялся, оттого и показался заносчивым.

Неловко усевшись, он выпалил:

— Если ви нье искал другой кандидатура, то йа согласьен работат с вами — йа как раз закончит один проэкт. А ви очен понравился мнье.

Вадим был благодарен ему за то, что встреча оказалась вдруг такой легкой, и предложил:

— Я очень рад. Извините, не знаю, как вы отнесетесь, — не хотите ли выпить?

Эггман радостно согласился — радуясь, скорее, не выпивке, а тому, что данное предложение означало.

— Коньяк употребляете?

— Да-да.

Вадим достал из шкафа подарочный набор — бутылка Hennessy и два бокала; распечатал пластик, налил по чуть-чуть.

— За сотрудничьество? — подсказал Эггман.

— За сотрудничество.

А потом время куда-то провалилось, и это было самое чудное ощущение, которое, как сейчас казалось Вадиму, ему довелось испытать. Откинувшись в кресле, он плыл куда-то, покачиваясь, и щурился на лампу — выпуклый блин матового стекла, испускавший удивительно яркий свет… Вскоре, однако, этот свет перестал быть комфортным, и Вадим опять обнаружил свое неудобное тело и сознание, еще более неудобное. Алкоголь позволил ему добраться до какого-то мягкого, плаксивого места внутри себя; он сидел и ощупывал это место, полностью углубившись в занятие. И тут Эггман нарушил длительное молчание, замеченное Вадимом только сию секунду:

— А ви мнье сразу понравился — знаэтэ, почьему? Я увидэт, как вам трудно и ви нэ встрэчаэт пониманийе. Ви порядочный чьеловэк — и поэтому совсьем один.

Вадим уставился на своего неожиданно провидчивого визави. Сделав ныряющее движение, он осознал, что бросается иностранцу на шею. Затем проглотил слезу защипавшим горлом и с силой потер глаза, будто после трудного дня:

— Вы совершенно правы. Мне трудно, и я на самом деле один.

Сгорбленный Эггман сидел, укрывшись большими уютными крыльями. Он помаргивал глазками, словно тоже желая заплакать, но не умея из-за отсутствия слезных желез. И говорил:

— Мнье кажетса, это очьен характерен длья России. Здес особьенно трудно, тэм болэйе порядочному чьеловьеку. И вездье такому чьеловьеку трудно, и вездье тому, кто добилса много, — он один, он одинокий…

Вадим не слушал его. Просто сидел и ощущал любовь к этому странному потертому человеку.

Когда Эггман исчез таинственным образом, Вадим, уже совершенно трезвый, убрал бутылку и сполоснул стаканы. Запер офис и спустился в гараж.

Он подумал, вставляя ключ в зажигание, что теперь, похоже, живет в машине. Только в автомобиле он дома, не ощущает себя неловким, чужим, не старается быть большим, чем есть. И в то место, что пока еще называется домом, его не тянет совсем.

А куда еще мог он деться? Снова в бар? В казино? В кинотеатр? Вадим уже несколько лет не был в кино; мысль о новом и неизведанном показалась ему неприятной. Тогда он зашел с другого конца: решил произвести смотр активов. Примерно так: где он вообще обитает в городе, из какого места в какое передвигается, какие точки на карте принадлежат ему? Вадим выделил офис, свою квартиру, рестораны, квартиру Кольки — но его сейчас нет в Москве… жилища немногочисленных институтских товарищей — с ними он тоже сто лет не виделся… Вот, по большому счету, и все. Ему показалось, что этого слишком мало, что он занимает просто крошечное пространство. А ведь, по идее, приобретение денег и «положения» должно было расширить обитаемую им среду.

Вадим еще раз напряг память. Постарался вспомнить, где он бывал за последнее время. Мансарда титулованного художника, офисы разных фирм, магазины, больница… Воспоминание о Саше тут же вызвало неприятное ощущение. У Саши в Солнцево есть квартира — он там бывал… И тут Вадим вспомнил. И поразился, насколько давно не возникала мысль об этой квартире, в которой он прожил столько лет. В Бибирево он не был с самой маминой смерти… Вадим поддал газу. Ключей у него с собой, конечно же, не было. Ну да ладно — там замок такой, что открыть можно хоть вилкой.

Добравшись до места, он начал кружить дворами. Хлопался колесами в неожиданно глубокие лужи, до того мутные, что они не блестели при свете фар, а походили на замазанные пластилином дыры в асфальте. Увидев огороженную сеткой автостоянку с башенкой наподобие тех, что бывают на зоне, Вадим подъехал к воротам и посигналил. Клочкастая дворняга, похожая на огромный драный носок, залилась остервенелым лаем и замолчала, когда из башенки показался мужик в телогрейке. Согласовав цену, Вадим оставил машину и далее двинулся пешком. Собака примирительно боднула его мордой под зад.