В зеркале сатиры - [17]
— Вот деньги, которые Сербин получил от Огнецвета и купил на них золотые вещи для Лупакова.
— Тысяча и одна ночь! Значит, и Шехерезада состоит в штате прокуратуры?
— Нет, это не сказки, Сербин, — возразил Немцов.
— Це гроши волшебные, — вмешался Огнецвет, — они приметные. Возьми, Сербин, любую бумажку и сложи все цифры номера. Сколько получится?
Сербин начал считать.
— Тридцать три…
— А зараз выбери другую бумажку. Сколько вышло?
— Тридцать три…
— Вот какие деньги я дал тебе, Сербин. Это дружок мой надоумил, тоже бывший разведчик, заведующий сберкассой. И купюры подобрал. Так-то, Марк Евгеньевич! А ты про якусь Шехерезаду балакав…
— Теперь, Дарья Федоровна, в «Лесосбыт» за Столбовым, — поднялся Немцов.
Но его остановил вошедший прокурор.
— Не спешите, — сказал он. — У вас, Немцов, проворные ноги, а у Столбова тоже. Бежал вместе с Кравцовой.
— Значит, все-таки не миновать обкома, Федор Федорович?
— Да, придется держать ответ перед бюро.
— И перед нами тоже, — добавила Дарья Федоровна. — Проучили злодеи вас, обвели вокруг пальца. Немало их еще бродит, ловкачей с золотыми молотками в руках. Во все двери стучатся и в души людские… Что толку в хорошей сводке, если, пока ее заполняли, половина добра на сторону уплыла?.. Так жить — воду в ступе толочь. Знаете, о чем я мечтаю? О том дне, когда мы на нашей земле последнего жулика изведем. Вот будет праздник! Флаги на каждом доме. И музыка…
Тут в самом деле я, Спичечный коробок, услышал из репродуктора музыку и песню:
Вот и весь рассказ, начатый Копией шишкинских «Мишек» и законченный Спичечным коробком.
Да, если бы вещи могли видеть, слышать и говорить, они рассказали бы эту историю именно таким образом.
Историю о том, как открылись двери…
Историю, подтвержденную вещественными доказательствами.
ГАЛАХОВКА
Часть первая ЛЕТО
ПРОЛОГ,
который в равной мере мог бы служить и эпилогом этой краткой повести о Галаховке, небольшом поселении, возникшем в смешанных хвойно-лиственных лесах Подмосковья
Рядовой милиции Семен Похвистенко возвращался с ночного дежурства в восточной части поселка. Он шел по высокой железнодорожной насыпи, стараясь ступать не на каждую шпалу подряд, а через одну. Это требовало известной сосредоточенности, и Похвистенко несколько отвлекся от невеселых мыслей о минувшем дежурстве.
Последнее время его все чаще посылали дежурить на восточную окраину поселка, где располагались большие фуражные склады. Молва приписывала этому месту худую славу: говорили, что фураж подворовывают. Во всяком случае, на соседних с Галаховкой станциях задерживали спекулянтов с таким точно фуражом, какой был на складах. Поступило распоряжение усилить охрану. И Семена Похвистенко направили туда как опытного милиционера.
— Смотри в оба и чуть что — сразу докладывай! — напутствовал начальник.
А о чем было докладывать? Вот и сегодня, за всю ночь всего два происшествия. Но… каких!
Чья-то взбалмошная курица устроилась ночевать на высокой развесистой березе. Потом ей там не понравилось. Она слетела с березы, угодила в провода железнодорожной связи и запуталась в них. Перезвон проводов встревожил стрелочницу и привлек внимание Похвистенко. Пришлось ему карабкаться по столбу и вызволять обезумевшую от страха хохлатку…
Второе происшествие оказалось таким же пустяковым. Уже за полночь известный в поселке забулдыга Костя-бондарь возвращался домой. Но, сойдя с железнодорожного полотна, он почему-то не свернул в проулок, где стояла его полуразвалившаяся хибарка, а направился прямо к фуражным складам. Сторожа усмотрели в нем злоумышленника, скрутили ему руки, подняли крик. К счастью, никакой беды не произошло: пойманный не сопротивлялся, и ни одна заржавленная берданка не выстрелила.
Когда Похвистенко подоспел к месту происшествия, Костя-бондарь лежал на земле, спеленатый как ребенок.
Похвистенко сразу узнал бондаря.
— Развяжите его, — приказал он.
Костя-бондарь встал, огляделся вокруг и заметил Похвистенко.
— А, это ты, Сеня Свист, — миролюбиво сказал он. — Отведи-ка меня, братец, домой.
Сеня Свист — такой кличкой окрестила Семена Похвистенко галаховская шпана. И эта кличка не обижала милиционера — Свист так Свист. Хотя в глаза, кроме пьяного Кости-бондаря, так его никто не называл.
— Ну что ж, потопали, хлопец! — добродушно сказал он и подхватил бондаря под руку.
Они пошли. Костя-бондарь вяло переставлял ноги и сонно мотал головой.
— А тебе, хлопец, видать, фуражу отведать захотелось? — спросил Похвистенко.
При слове «фураж» бондарь оживился, поднял голову и с пьяной твердостью выговорил:
— Именно! Фуражу! Потому что кто я, Сеня? Скотина, натуральная свинья то есть. И потреблять должен фураж. Исключительно! А она меня холодцом потчует и мочеными яблоками…
Костя-бондарь остановился и погрозил кулаком оставшемуся в стороне поселку:
— У, злыдень! За два бочонка трешку сунула! Да в них нектар надо собирать, а не капусту солить, их Костя-бондарь сработал!
Оратор умолк и снова устало склонил голову. Лишь у самой калитки он жалобно попросил:
