В зареве пожара - [2]

Шрифт
Интервал

Сокольский смотрел, не опуская глаз.

Ни гнева, ни волнения не отражалось в этом спокойном, точно углублённом в себя взгляде.

Видно было, что мысли его витают далеко…

Он поправил рукой окровавленную перевязку, закрывавшую половину лба и спросил, не обращаясь ни к кому:

— Итти?

— Сюда, сюда, к сторонке, — почему-то ужасно засуетился фельдфебель.

Сокольский встал на указанное ему место.

Офицер, вздрогнувший лишь только была произнесена фамилия вызываемого, смотрел на него широко раскрытыми глазами.

Цепкий, леденящий ужас сжимал сердце офицера и покрывал его лоб клейким потом.

Надвигался нелепый, кровавый кошмар…

Трудно было дышать, точно не хватало воздуха…

В висках сыпалась дробь, как от тысячи маленьких, невидимых молоточков.

Вся душа была охвачена, заполнена одной мыслью, отчётливо ясной и мучительно тягостной:

— Брат, брат…

Порыв ветра налетел из сеней.

Пламя оплывших свечей, вставленных в фонари неумелыми руками, заколебалось.

…Опять послышался чей-то протяжный, тоскующий вздох.

…Было тихо и жутко…

Точно холодное веяние смерти пронеслось над головами обречённых…

Часть первая. Весенние грозы

Глава I. На панели

…Падал снег.

…Мокрый, тяжёлый снег. Ещё с обеда в воздухе закружились, как белые пушистые мухи, одинокие снежинки. А к вечеру снег повалил так сильно, что за его волнующейся туманной сеткой мягко стушевались, слились с ночной темнотой контуры городских построек.

…Ремнев торопливо шагал по занесённому снегом тротуару. Прятал перезябшие руки в карманы старенького осеннего пальто и досадливо прислушивался к надоедливому всхлипыванию растаявшего снега в левой старой галоше.

…Путь ему предстоял немалый. Почти через весь город.

Впрочем, он не думал о физической усталости. Он давно уже привык к таким ночным экскурсиям.

Правда, скверная погода: снег мокрый, тротуары осклизли, но это, пожалуй, ещё и лучше: не так нужно опасаться слежки.

В такую темень и непогодь легче всего проскользнуть незамеченным.

…Был десятый час зимнего вечера. Чтобы сократить расстояние и выиграть время, Ремнев изменил свой обычный маршрут и свернул на Большую улицу.

Даже и здесь было относительно мало прохожих. Мокрая погода не располагала к прогулке. Пешеходы ускоряли свои шаги, пряча лица в поднятые воротники.

…У подъезда клуба дремало несколько извозчиков. Их шершавые лошадёнки, санки с полостями, армяки и шапки — всё было покрыто толстым слоем снега.

…Машинально на ходу Ремнев посмотрел на освещенную витрину часового магазина.

— Ого, уже без пяти десять, задержался я у Лорда… Раньше полуночи домой не попаду. Нужно нажать на педаль.

Он нервно повёл плечами, встряхнул снег, густо облепивший башлык, и энергичнее захлопал стоптанными галошами.

…Справа потянулись ярко освещённые окна пивной лавки.

…Матовый электрический шар подъезда, чёрные полосы зелёных коленкоровых занавесок, закрывавших половину окон.

В окнах бильярдной комнаты мелькнули силуэты игроков. Метнулась в глаза часть вывески, запорошенная снегом.

— …Горячие закуски, — прочёл Ремнев.

Воображению сильно проголодавшегося человека невольно, мимолётно, но отчётливо, как на световом экране, представились дымящиеся сосиски с пряно-кислым соусом из капусты.

— Да, горячие закуски, — повторил Ремнев. — Недурственно бы… Человеку в равной степени необходимы как горячая пища, так и горячие напитки.

— …Один из тысячи застольных афоризмов этого забулдыги Лорда… Увы, действительно, нужно сознаться, что фунт ситника и той микроскопической дозы колбасы, которую я имел сегодня на обед, совершенно недостаточно для желудка здорового пролетария… Чёрт меня побери, если я не ухитрюсь подстрелить милейшую Рахиль на пару ржавых селёдок… Лучше ведь у них в лавчонке не водится.

Развлекая себя такими соображениями гастрономического свойства, Ремнев, однако, не забывал, что ему каждую минуту грозит перспектива получить в самом недалёком будущем не только бесплатный стол, но и готовую камеру.

Вот почему он вздрогнул и насторожился, когда нащупал глазами в нескольких шагах впереди себя высокую фигуру в пальто и барашковой шапке. Обладатель этого головного убора шёл медленно, неуверенными, точно ждущими чего-то, шагами.

Ремнев был достаточно опытен, чтобы не понять с первого же взгляда с кем он имеет дело. Ему, в его прошлом, уходящем в тёмную, многотрудную даль нелегального существования, не раз и не два приходилось сталкиваться с такими субъектами…

…Он замедлил шаги, намереваясь было свернуть в переулок, но тотчас же понял, что путь к отступлению ему отрезан.

На углу переулка торчала другая фигура, плотно закутанная башлыком.

— Делать нечего, пойду прямо, возможно, что «они» не заинтересуются мной.

И тут же с оттенком досады мысленно обругал себя.

— Дёрнула меня нелёгкая по Большой пойти… Оригинал нужно сдать непременно сегодня же, а эти молодчики будут, пожалуй, за мной кружить до самого утра… Скверно… Ба, вот идея! Раньше мне это нередко удавалось. Попробуем!

Он увидел в отблеске уличного фонаря одиноко бредущую женщину. Костюм и манеры не оставляли сомнений о её профессии.

…Догнал, наклонился вперёд и преувеличенно громко окликнул:

— Барышня, не позволите ли пройтись? Променаж на благородный манер устроит?


Еще от автора Валентин Владимирович Курицын
Томские трущобы

Уголовный роман-хроника приоткрывает тайны преступного мира Сибирских Афин конца XIX века.


Человек в маске

Продолжение приключений Сеньки Козыря и его подельников в Томске — сибирских Афинах.


Рекомендуем почитать
Тевье-молочник. Повести и рассказы

В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.


Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.