В закоулках Мироздания - [6]

– Привет, Антон, – демонстративно поздоровалась я с ним, когда он поравнялся со мной.

– Привет, Аня, – ответил он и даже выдавил из себя подобие улыбки. Затем поставил чемоданы на землю, потирая руки. И как он вообще тащил эти чемоданы – сам как жердь, и руки как плетки.

– Уезжаешь, что ли? – спросила я, делая вид, что ничего не знаю, – почему?

Антон покосился на охранника и ответил, не глядя в глаза:

– Им показалось, что у меня с документами что-то не в порядке. Сама же знаешь, как цепляются сейчас ко всему…

– Ну-ну, давай не болтай много, – подал голос охранник, преисполненный важности, что выполняет столь ответственную миссию – сопровождать преступника на выход, – отдохнул – чемоданы в руки и вперед!

Наверное, будь у него при себе пистолет, непременно бы ткнул им в спину Антону. Я взглядом выразила ретивому церберу все, что о нем думаю, но вместо того, чтобы превратиться в горстку пепла, тот, оставив мой взгляд без внимания и лихо сплюнув через плечо, слегка подопнул сумку конвоируемого – поторопись, мол, мерзкий растлитель.

– Я сегодня в административном корпусе переночую, – сказал Антон, подхватывая свои баулы, – а завтра с утречка уеду домой.

– Ну, значит, еще увидимся, – сказала я ему вслед.

Нет, не мог быть Антон педофилом. Маленькие дети искренне его любили. Он был добр с ними, считая себя хорошим педагогом, но почему-то дети старше двенадцати лет уже не относились к нему с должным уважением. Было в нем нечто такое… То есть, правильнее сказать – не было. Не было того душевного стержня, той твердости, что делает человека по-настоящему взрослым, что вызывает уважение на подсознательном уровне – неотъемлемая часть любого педагога. И даже сама его фигура была воплощением нелепости – высокий и тощий, он носил ужасно некрасивую стрижку и чахлые усики, отращенные, очевидно, для того, чтобы казаться солиднее. При этом его длинный нос отчего-то всегда имел красноватый оттенок. В его больших водянисто-голубых глазах словно застыло выражение детской наивности и вечной виноватости. Как мужчину его в лагере никто не воспринимал, и дело было даже не в его характерной «походке танцора». Просто выглядел он как-то жалко, а поскольку мужская половина лагеря его откровенно презирала, он общался чаще с женщинами, но и они были о нем не самого лучшего мнения. Антон считал, что мир несправедлив к нему, такому замечательному, люди его не ценят, а его исключительные таланты остаются невостребованными. Собственно, точно так же считают все дураки. И Антона никто не принимал всерьез, зато он был вечным объектом для насмешек и подтруниваний, а также для блестящих лагерных пародий. Женщин близкого возраста Антон стеснялся, непринужденно общаться мог лишь с теми, кто годился ему в матери. Я не без оснований подозревала, что в свои двадцать восемь лет он все еще оставался девственником. Антон гордо именовал себя хореографом, и заветной его мечтой было открыть студию танцев. Пока же он был просто безработным, выпертым из двух дворцов культуры по той причине, что во внутренних интригах он, по своей глупости и неразборчивости в контактах, всегда оставался козлом отпущения, и теперь мог рассчитывать лишь на сезонную работу в летнем лагере. Всегда и везде все шишки падали именно на него, так же произошло и сейчас. Наверное, он даже не особо и удивился, поскольку привык считать себя вечной жертвой обстоятельств.

Но пообщаться с Антоном вечером мне толком все же не удалось. Ему позволили переночевать в дальней комнате того же корпуса, где жили и мы, с условием, что на следующий день до обеда он покинет территорию лагеря. Когда я постучалась в его комнату, намереваясь пригласить его к нам на чаепитие с целью узнать подробности происшествия, ну, заодно, приободрить и поддержать, из соседнего помещения вышел охранник, и сказал, что всякие контакты запрещены начальством. Вышедший Антон попытался было уговорить его, но суровый страж был непреклонен.

Так что я вернулась к себе, и за чаем мы с моими коллегами обсудили скандал дня. Они тоже не верили в виновность Антона – говорю же, славные тетки.

А на следующий день была запланирована наша авантюра…

26 июня 2016 года, Очень недоброе раннее утро, Подмосковье, база батальона СПН ГРУ.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, суровый мужчина 35 лет от роду.

– Серегин, срочно зайди к полковнику, – прозвучал в трубке голос адъютанта нашего командира, после чего из нее послышались короткие гудки.

Вызов к начальству, тем более в такой ранний час и в воскресенье, прозвучал для меня как гром среди ясного неба. Ведь только совсем недавно моя группа вернулась «из-за речки» и лишь вчера я закончил с написанием обязательных в таких случаях отчетов и рапортов. Вернулись, слава Всевышнему, все, никто даже не был ранен, задание было выполнено, и теперь впереди у нас был целый месяц вполне заслуженного отдыха. Но если вызывают, то надо идти, служба есть служба. Проглотив пару бутербродов, и торопливо запив кружкой крепчайшего кофе, я быстро оделся, вышел из квартиры и вскоре уже стоял у двери начальственного кабинета.

– Вызывали, Андрей Никифорович? – спросил я, просачиваясь мимо адъютанта в эту дверь, предварительно, для проформы, все же постучав.