В якутской тайге - [60]

Таежный скиталец ветер колыхнул знамя. Все изрешеченное пулями, оно гордо реяло над бойцами, которые сдержали свою клятву во имя революции…

Отряд оставил Сасыл-сысы. Здесь, на этой Лисьей Поляне, было положено начало конца «наполеоновским замыслам» колчаковского генерала, полководца без армии.

Избавление Якутии от белобандитов стоило нам очень дорого. В осаде наш отряд потерял больше половины своего состава: девяносто шесть раненых были эвакуированы в Амгу, шестьдесят три убитых товарища приняла братская могила в Сасыл-сысы. И только сто двадцать три уцелевших бойца переходили озеро, втягивались в опушку леса, готовые, если потребуется, пойти в новый бой с врагами Советов и, не задумываясь, отдать за народное дело свои жизни.

11 марта пепеляевская дружина пришла в д. Петропавловское. А на следующий день, очистив у жителей все амбары, забрав хлебные запасы, белогвардейцы направились вверх по реке Мае к устью Аима. Теперь в дружине насчитывалось всего лишь около двухсот пятидесяти человек, из них тридцать раненых.

Для преследования бегущего противника было выделено два отряда. Один, под командой Мизина, должен был выйти на реку Маю и занять станцию Аимская, до которой было около трехсот сорока верст. Пепеляеву же до Аима предстояло пройти около трехсот пятидесяти верст. Обойти или миновать эту станцию он не мог — других дорог не было.

Второй отряд — Курашова — должен был двигаться по следам пепеляевской дружины и также выйти к Аиму, где и соединиться с Мизиным.

Когда отряд «деда» вошел в Петропавловское, население встретило его со слезами радости. Председатель сельсовета сообщил, что в деревне добровольно остались 47 пепеляевцев, пожелавших сдаться в плен на милость Советской власти.

Не задерживаясь в селе, Курашов 14 марта выступил в погоню. Через неделю, пройдя двести тридцать три версты, отряд «деда» догнал пепеляевцев в устье реки Юдомы. К тому времени в отряде Курашова появилось много босых, обувь пришла в негодность. Красноармейцы вынуждены были сами делать подобие обуви из сырых, кож. Кормить лошадей было нечем. Приходилось рубить тальник и давать его животным вместо сена. А белые своих коней кормили зерном, отобранным у крестьян в Петропавловском.

На другой день, следуя по пятам пепеляевцев, отряд обнаружил сильную заставу противника. Наступать здесь было нельзя: мешали ледяные торосы. Курашов решил обойти заставу по скалам и глубокому снегу, на что потребовалось четыре часа.

За это время пепеляевцы снялись и ушли. Красноармейцы даже слышали, как Пепеляев здоровался с выстроившейся колонной:

— Здравствуйте, братцы добровольцы!

— Здравия желаем, брат генерал!

Отряд спустился на реку и продолжал преследование. Противник торопился, бросал обессилевших коней, сжигал имущество и увеличивал переходы. А лошади красноармейцев совсем выбились из сил. Тогда «дед» выбрал тридцать пять лучших из них, сформировал легкий отряд с пятью пулеметами и продолжал преследование. Всех остальных бойцов отправил обратно на Юдому.

Три раза маленький отряд Курашова завязывал перестрелку с арьергардом противника. В последний раз скоротечная схватка произошла в двадцати пяти верстах от Аима. Белые, подобрав семь легкораненых и оставив одного тяжело раненного прапорщика, бежали дальше. С нашей стороны потерь не было. Здесь пепеляевцы бросили также пятьдесят винтовок и два ящика патронов.

26 марта вечером маленький отряд «деда» прибыл в Аимскую. Она оказалась пустой. Мизина там не было — он остался в устье реки Мили, в ста сорока верстах от Аима, мотивируя свое бездействие отсутствием фуража и усталостью бойцов.

Таким образом, единственная для белых «дверь» на Нелькан осталась открытой. Продолжать преследование не имело смысла — лошади совсем стали, людей было мало, да и они окончательно обессилели. 27 марта Курашов выступил обратно на Петропавловское.

А дружина Пепеляева 8 апреля снова очутилась в столь памятном для нее поселке Нелькан. Пепеляев созвал здесь тунгусский «съезд», на котором присутствовало около двадцати кулаков. На этом сборище генерал произнес речь.

В ней, пытаясь оправдать свое поражение, он высказал недовольство отношением населения. Он, видите ли, ожидал, что его примут с распростертыми объятиями, а народ в лучшем случае давал продовольствие и фураж. Желающих пойти в его отряд было очень мало. В то же время часть якутской интеллигенции перешла на сторону коммунистов и работала с ними рука об руку, а бывшие повстанцы из армии Коробейникова не только симпатизировали большевикам, но часть из них даже пошли добровольцами в Якнарревдот.

В заключение генерал заявил, что прошлогоднего энтузиазма, желания сражаться с большевиками у населения он не заметил. Ведь в прошлом году многие жители угоняли скот от красных в тайгу, прятались сами, а теперь, очевидно под влиянием политики Байкалова и работы якутской интеллигенции, население заняло другую позицию. Пепеляев попросил оказать ему последнюю помощь в эвакуации людей в порт Аян.

Тунгусы одобрили решение генерала уйти и согласились помочь остаткам дружины добраться до побережья. Пепеляевцы выступили в конце апреля, и к 20 мая вся дружина сосредоточилась в Аяне. Пепеляев мечтал зафрахтовать первый пришедший пароход для перевозки людей в ближайший заграничный порт.