В якутской тайге - [29]
Отряд рассредоточился по кострам небольшими группами по пять — восемь человек. Люди располагались с наветренной стороны, иначе дым слепил глаза. Ветер часто прорывался сквозь чащу и, как кузнечный мех, раздувал костры, взметая тысячи искр. Подхваченные вихрем, они красивым сверкающим хороводом кружились над поляной, гасли в дрожащем отблеске костров, падали на снег и на людей.
Эту ночь мы провели особенно плохо. Все отчаянно мерзли, хотя дежурный эскадрон поддерживал костры до самого рассвета. Было так: пока один бок, обращенный к огню, греется, другой пронизывает ветер. Часто приходилось переворачиваться. Забудешься на часок-другой, потом снова проснешься, и так всю ночь — и спишь, и не спишь.
В довершение всего из костра с треском летят раскаленные угольки, иногда падают на спящего человека.
— Вот, черт, шинель сгорела! — слышится ругань у одного из костров.
Люди поднимают головы, начинается возня. А когда кажется, что все уже успокоилось, спящих будит новый крик. И так всю ночь.
За время ночевок наши бойцы прожгли немало катанок и ботинок, что было для нас большим и неотвратимым злом. Все принимавшиеся нами меры предосторожности ни к чему не приводили. А в эту ночь у нас сгорело больше полушубков, шинелей и обуви, чем за все предыдущие.
Наутро красноармейцев нельзя было узнать. Отряд имел особенно таежный, а вместе с тем и какой-то залихватский вид. У многих шинели и полушубки были в дырах, а то и вовсе без полы, рукава полушубков постягивало, сморщило, как сушеный гриб. Дырявую обувь заткнули бог весть откуда взятыми тряпками, перевязали веревками.
— Товарищ командир, моя рота всю ночь под артиллерийским огнем была, — шутит Овечкин.
— Ха-ха-ха! Го-го-го! — хохочут красноармейцы, глядя друг на друга.
— Вот так обстрел. Артюхина-то прямо в спину трехдюймовым шибануло.
— Посмотри лучше на себя, — огрызается Артюхин. — Тебя-то самого каким калибром по боку тяпнуло?
В другом месте потешались над здоровенным красноармейцем.
— Твои скороходы совсем проголодались. Где у тебя совесть? Сам ешь, а их не накормишь. Ишь как рот раззявили, мяса просят.
Бойцы шутили друг над другом. Куда и девалось сумрачное настроение, всюду слышался жизнерадостный, веселый, задорный смех.
Отряд быстро собрался и выступил в поход. Пели скрипучие полозья обозных саней. Тихо переговаривались красноармейцы.
Сегодня мы провели последнюю ночь у костров, а на следующую решено было остановиться в населенном пункте, не доходя верст пятнадцати до Амги. Каждый радовался предстоящему отдыху в теплой юрте. Только бы не помешал противник. У людей было одно желание — провести ночь в жилье, а там будь что будет. Сегодня нам не хотелось встречаться с белыми.
Ветер стал утихать. В последних потугах он гнал по небу запоздалые одинокие тучи, напоминавшие цветом грязно-желтые глыбы весеннего льда на вскрывшейся реке. Скоро небо совсем очистилось.
Мы вышли на равнину. Ярко светило солнце, и под его лучами снег искрился и сверкал тысячью разноцветных огоньков, отчего глазам становилось больно. Люди жмурились и старались не смотреть на снег.
Вдали, на горизонте, высились в сизой дымке громады гор, похожие на причудливой формы облака. Покрытые выбеленной снежными метелями чащей, они манили к себе человека. Хотелось легкой птицей улететь туда, взвиться на вершину самой высокой горы и оттуда охватить от края до края безбрежную тайгу, увидеть все скрытое от наших глаз.
Отряд держал себя особенно осторожно и тихо. Конный эскадрон тщательно прощупывал тайгу, заглядывал на горки, спускался к речушкам и ничего подозрительного пока не обнаруживал. В этот день мы торопились. Хотели засветло добраться к месту ночлега. Сделали привал только на тридцать минут, хлебнули по кружке пахнувшего дымом кипятка и выступили дальше.
Все чаще и чаще стали попадаться аласы со стогами сена. Завидя их, наши голодные лошади и быки то и дело пытались свернуть с дороги, чем доставляли немало хлопот повозочным красноармейцам.
Чувствовалась близость человеческого жилья. До Амги оставалось не более двадцати пяти верст. А до места нашего ночлега — всего семь верст.
Для ночевки и исходного положения мы избрали Сасыл-сысы (Лисья поляна), где было пять юрт. Прежде никто из нас там не был, со слов же нашего проводника мы не могли достаточно ясно представить себе тактические особенности этого пункта. Правда, можно было пройти еще шесть верст и остановиться в абагинской школе. Школа и все три дома Абаги стояли на открытом месте, и подходы к ним хорошо просматривались. Там местность благоприятствовала для обороны. Но, для того чтобы попасть туда, требовалось еще время, а люди были очень изнурены. Нужен был отдых, чтобы восстановить боеспособность, дорог был каждый час.
БОЙ С ОТРЯДОМ ВИШНЕВСКОГО
Проводник отряда предупредил, что скоро будет еще один последний и большой, версты на три, алас. Но не успели мы приблизиться к нему, как видим: к нам скачет всадник. Это был связной от двигавшегося впереди конного эскадрона. Командир эскадрона Иванишко сообщил, что в версте от них, у большого дерева, на дороге остановилась направляющаяся в нашу сторону группа конных человек в тридцать. Эскадрон спешился и рассыпался в цепь на опушке.
