– Пословица русская справедлива: старый друг лучше новых двух!.. Нашел же, наконец, я вас, отыскал! – сказал он, придав самое сладкое выражение своему лицу.
– Совершенно напрасно трудились! – отвечала ему насмешливо-презрительным тоном Елена.
Елпидифор Мартыныч хоть бы глазом при этом моргнул.
– Что делать-с! – произнес он спокойным тоном философа. – Не по своей вине вас беспокою, а по приказанию князя, который мне поручил передать вам, что он вас по-прежнему уважает и почитает… И как бы вы там лично сами – к-ха! – ни поступали – к-ха! – он не судья вам; но вы еще молоды, можете выйти замуж, будете переезжать с места на место, а это он находит весьма неудобным для воспитания вашего сына и потому покорнейше просит вас отдать ему малютку вашего!..
– Малютку моего?.. – переспросила Елена.
– «Я, говорит, – продолжал Елпидифор Мартыныч, не отвечая на ее вопрос и как-то особенно торопливо, – в какие-нибудь тридцать лет сделаю его действительным статским советником, камергером, и если хочет Елена Николаевна, так и свиты его императорского величества генерал-майором!» У князя ведь прекрасные связи!.. – «Потом, говорит, я сделаю его наследником всего своего состояния, княгиня, говорит, заменит ему вторую мать».
– А княгиня разве приехала? – остановила его Елена.
– Да-с! Вчерашнего числа возвратилась, – отвечал Елпидифор Мартыныч.
Какая-то злая улыбка появилась при этом на губах Елены.
– Все эти предложения князя, конечно, очень лестны и заманчивы, – отвечала она насмешливым голосом. – Но, по несчастью, я никак не желаю сына моего видеть ни действительным статским советником, ни генерал-майором, а желаю, чтобы он был человек и человек немножко получше отца своего.
– Это я собственно сказал вам от себя; это мои предположения, – подхватил Елпидифор Мартыныч, видя, что он ошибся в своих обольщениях, – а князь его воспитает, как только вы пожелаете.
– Нет, он никак его не воспитает, как я того пожелаю: князь сам очень хорошо знает, как мы на это розно с ним смотрим.
– Но состояние-то-с, состояние-то, поймите вы!.. – старался было убедить Елену Елпидифор Мартыныч. – Вы, еще бог знает, будете ли богаты, а князь, мы знаем, что богат и сделает сына вашего богачом.
– Сын мой, надеюсь, будет настолько неглуп, что и без состояния просуществует на свете, – возразила Елена, – и вы потрудитесь передать князю, что я так же, как и он, по-прежнему его уважаю и почитаю, но сына моего все-таки не отдам ему.
Проговоря это, она подошла к этажерке, взяла с нее шляпку свою и начала ее надевать перед зеркалом.
– Вы, кажется, уезжаете куда-то? – спросил ее робко Елпидифор Мартыныч.
– Да, мне нужно по одному моему делу! – отвечала Елена, начавшая собираться единственно с тою целью, чтобы выпроводить как-нибудь своего гостя.
– К-ха! – конфузливо откашлянулся Елпидифор Мартыныч. – Очень жаль, что я не мог с успехом исполнить моего поручения, – присовокупил он грустно.
– И мне тоже жаль! – проговорила Елена.
Елпидифор Мартыныч, делать нечего, поклонился ей и вышел.
– Вот дура-то девка! – выбранился он, сходя с лестницы, и к князю прямо проехать не решился, а первоначально околесил других своих больных и все обдумывал, как бы ему половчее передать ответ Елены.
Князя он застал в нетерпеливом ожидании.
– Нет-с, она никак не соглашается на то! – начал Елпидифор Мартыныч нежным голосом. – «Я, говорит, мать, и так люблю моего ребенка, что никак не могу расстаться с ним».
– Но она может видаться с ним хоть каждую неделю! – произнес князь.
– И я говорил ей это, но она не соглашается! – сказал Елпидифор Мартыныч.
Князь некоторое время тер себе лоб.
– Послушайте!.. – начал он, видимо что-то придумав. – Я никогда не имел подобных дел… но, говорят, полиция всемогуща… нельзя ли похлопотать, чтобы хоть силой они взяли у нее ребенка и отдали его мне.
Слова эти заставили Елпидифора Мартыныча призадуматься.
– К-ха! – кашлянул он многознаменательно. – Пожалуй, можно будет попробовать; у меня есть кой-какие каналы, по которым можно будет подойти к разным властям.
– Ну, подойдите и обещайте им денег – десять, пятнадцать тысяч! – подхватил князь.
– Ой, господи, для чего так много! – произнес Елпидифор Мартыныч, как бы испугавшись даже такой огромной цифры денег; и после этого обещания по крайней мере с неделю ходил по своим каналам; затем, приехав, наконец, к князю, объявил ему с отчаянным видом: – Нет-с! Ничего тут не поделаешь, и слышать не хотят. «Как, говорят, при нынешней гласности, можно это сделать?.. – Пожалуй, все газеты протрубят: она мать, – кто же может взять у нее ребенка?»
– Но она погубит его, понимают ли они это? – воскликнул с мучительнейшим выражением в лице князь.
– Понимают-с, но гласности боятся! – отвечал Елпидифор Мартыныч.
