В усадьбе помещицы Ярыщевой - [7]

– Обедал?

– Да нет, не угодил ещё… Вот уж котёл перва…

– Нашёл время!.. Брось… Обедать иди… Там же жнут у тебя…

– Сейчас-то обедают, положим… Бросить, что ль уж разве?

– Ужо, ужо, – крикнула барыня.

Кирилл Архипович бросил на полдороге котёл и пошёл с фельдшером к себе.

– Ах, вот, кстати, – вспомнил он. – У меня ведь опять, Алексей Иванович… Как вот жара: подступит, – хоть ты что…

Кирилл Архипович показал под ложечку.

– Да у вас это всегда – как жара… Посмотреть надо…

– Пожалуйста. Ах, вот чего: как же? Овсеца-то надо лошадке дать. Вы вот что: вы идите, а я сейчас…

И Кирилл Архипович пошёл к амбару.

Так и не дождался его фельдшер. На полдороге Кирилл Архипович опять о чём-то вспомнил, повернул за новым делом, потом забрался на задний двор и, увлёкшись, стал пересматривать валявшееся там разное ржавое старьё: это вот совсем ещё хороший лемех, а это винт совсем новый… И Кирилл Архипович задумался, на что бы употребить его.

Когда он попался опять на глаза барыне, она спросила:

– А ты ещё не уехал?

– Сейчас еду, – ответил Кирилл Архипович. – Кусочек дай какой-нибудь, – заглянул он в своё помещение и, увидев фельдшера, вскрикнул:

– Ах, Алексей Иванович… Я ведь и позабыл про вас… Как же теперь? До другого раза, что ли?

– Так что ж? Как-нибудь после…

– Дел, сами видите, вон сколько…

– Дел-то много.

Получив ломоть хлеба, Кирилл Архипович побежал к навесу, где стояла его лошадь, взнуздал её и поехал, судорожно подёргивая вожжами и в то же время торопливо пережёвывая откушенный ломоть хлеба.

Барыня провожала глазами своего склонившегося на бок приказчика и думала с огорчением, что порядочный он у неё размазня. И в то же время красной ниткой чрез всю деятельность приказчика проходило одно его неотъемлемое качество – честность.

– Честный, – прошептала старушка, как неотразимый довод самой себе, – преданный и честный. Да и вижу я его насквозь, а с умным свяжись – и не распутаешься: вон как у Лопатиных, и имение из рук ушло.

* * *

Кирилл Архипович, приехав с обеда на жнитво, узнал и приятную, и неприятную в то же время для себя новость: на базаре – татар угнали жать по пяти, вместо пятнадцати рублей. Дмитриевские жнецы, сбившись в кучи, вели об этом оживлённый разговор. Виновником упавших цен называли Гаюшинского приказчика Ивана Феногеновича. Оказалось, что Кирилл Архипович погорячился и вдвое дороже нанял жнецов. Сперва, по деликатности, Кирилл Архипович, узнав о пятирублёвой цене, постарался скрыть неприятное впечатление и только заметил:

– Ну уж! чьё счастье какое… – но, походив немного, от одних к другим, он сказал: – Того… Сказывать уж хоть не надо барыне… Только расстроится.

– Зачем сказывать? – энергично отозвался сытый, плотный парень Михайло. – Известно, кому какое счастье.

И словно боясь, как бы это счастье вдруг не повернулось спиной к односельчанам, Михайло закричал:

– Ну чего ж стоять? Жать, так жать. Можно и потрудиться: не зря же в самом деле этакие деньги отваливать.

У жнецов дружно сверкали серпы, и, описывая по воздуху круги, бабы и мужики складывали горсти уже срезанной ржи, а Кирилл Архипович как сел на сноп у табора, так и сидел, всё думая, как ему быть теперь.

Солнце книзу уже пошло, когда показалась вдруг плетушка самой барыни. Наталья Ивановна ехала с внучкой и весело всматривалась в ряды стоявших скирд там, где вчера ещё волновалась густая рожь.

Кирилл Архипович совсем раскис и сам перед собой только разводил руками.

– Что? – подсел к нему староста. – А ведь неловко, Кирилл Архипович, барыня-то едет… про цену узнает базарную…

– То-то узнает… Скажет, что вот я с тобой для миру старались… она ведь сумнительная: а я тут что?

– Узнает… На народе, где спрячешь… Я калякал кой с кем… Вот чего… Десятинки три дадите у пчельника, а миру водки ведра два: и Бог с вами и с деньгами, – на помочь повернём дело…

Кирилл Архипович ожил.

– А пойдут? – спросил он, не смея верить.

– А ты… вон они: Трусов, Аношин, Беляков уже снуют по народу: дай срок… Теперь маненько водкой раздразнить их: пойдёт дело…

Сейчас же распорядились и стали обносить водкой жнецов.

Когда подъехала барыня, дело было уже сделано. Староста, отойдя к агитаторам и поговорив с ними, ласково-деловито повернулся и кивнул приказчику:

– Пошли…

Отлегло у Кирилла Архиповича от сердца.

Пошли – одно слово, да тяжёлое, – двести слишком рублей в кармане останется: ну, это так подарочек к рождению.

Кирилл Архипович бросился навстречу к барыне и, судорожно схватившись за борт плетушки, начал было:

– Ах, вот чего… – Но лицо его выражало такое мучительное напряжение, что старая барыня тоскливо-испуганно вскрикнула:

– Да говори же, говори, батюшка, – что ещё?

– Ах, да нет же ничего… Слава Богу всё благополучно.

И Кирилл Архипович начал делать гримасы и в то же время кивать головой в сторону кучера: очевидно, ему хотелось, почему-то по секрету от кучера, сообщить барыне новость. Но старуха не понимала: она напряжённо всматривалась в приказчика, смотрела в спину кучера и, потеряв терпение, опять закричала на своего приказчика:

– Батюшка ты мой, пожалей старуху: не мучь.

– Ах, – вздохнул ещё раз приказчик, – видно уж так…