В твоих пылких объятиях - [38]

Увы, он забыл о том, что трава у него под ногами мокрая и скользкая, а руки куда короче, чем у меня. Выпад ему не удался, к тому же он поскользнулся и упал ничком в грязь.

Моя бы воля, я бы этим и ограничился, но он поднялся и снова пошел на меня. Я понял, что остановить его может только рана, поэтому нанес ему удар.

— Ты его убил, да? — прошептал Уил, посмотрев на него округлившимися от ужаса глазами.

— Ничего подобного. Я порезал ему щеку. Я решил оставить ему на память зарубку, чтобы он не забывал о том, что о благородной даме нельзя отзываться дурно.

— Значит, ты его не убил?

— Не убил. Но он все равно умер.

— Как же так? — одновременно воскликнули Уил и Элисса.

— Очень просто. Он промок, простудился и заболел. Его положили в постель и вызвали врача, но он так больше с постели и не поднялся. Как видите, результат дуэли оказались довольно плачевными, и славы этот поединок ни мне, ни ему не прибавил.

— Но все-таки ты поддержал честь сестры короля!

— Поддержал, да, но не в этом дело. Этот парень, Пьер, был просто-напросто глуп, но нельзя же убивать человека из-за того, что у него в голове пусто. Я многих ранил на дуэлях, но ни разу никого не убил. И меня тоже ранили, и не один раз, — закончил свое повествование Ричард.

— Я не заметила на тебе шрамов! — вскричала Элисса, которую мысль о том, что ее муж был ранен на поединке, повергла в ужас. «Какая глупая, жестокая забава, — думала она, — и как хорошо Ричард в своем рассказе это продемонстрировал».

— Ты просто не видела мое тело при дневном свете, — спокойно ответил Ричард.

Элиссе, однако, его спокойствие не передалось. Ее обуревало множество самых противоречивых чувств и эмоций: восхищение, страх, преклонение перед его благородством, даже желание снова увидеть его обнаженным, — но спокойствия она не ощущала.

— «Герб Бармейдов»! — объявил кучер, когда карета въехала во двор гостиницы.

Крик кучера отвлек Ричарда от воспоминаний о несчастном Пьере, и он выглянул из окна кареты.

— Подумать только — «Герб Бармейдов»! Оказывается, этот постоялый двор все еще существует.

— Почему, интересно знать, он так называется? — спросил Уил.

— Понятия не имею, — ответил Ричард.

Пока они ехали, Ричард пришел к выводу, что его пасынку интересно абсолютно все, что происходит на свете.

Его любопытство, которое иной человек счел бы чрезмерным, ничуть не раздражало Ричарда, поскольку свидетельствовало о живом и пытливом уме мальчика. Как говорится, избави нас Боже от детей равнодушных и нелюбопытных!

Избави нас Боже также от жен, которые с помощью хитрости превращают нас в ничтожество, но при этом воспламеняют нам кровь одним только своим взглядом!

Ричард вылез из кареты и принялся обозревать выложенное наполовину из бревен, наполовину из камня здание деревенской гостиницы. Годы, казалось, совершенно его не тронули, и оно оставалось точь-в-точь таким же, что и двенадцать лет назад, когда он, тогда пятнадцатилетний парень, готовился к трудному и опасному путешествию во Францию.

Там, за домом, где находились конюшни, он вскочил в седло и, помахав на прощание отцу, дал коню шпоры. Тогда он видел его последний раз в жизни.

Ричард отогнал невеселые воспоминания и, взглянув на свою очаровательную жену, сухо улыбнулся:

— Если я справился со своими чувствами при виде этого постоялого двора, то надеюсь, смогу совладать с собой и тогда, когда перед моим взором предстанет Блайт-Холл.

— Мистрис Лонгберн вернулась! — послышался хриплый женский голос, в котором сквозила неподдельная радость.

Ричард повернулся на каблуках и увидел владелицу гостиницы мистрис Хатчли. Она, похоже, тоже нисколько не изменилась с тех пор, как он перебрался на жительство во Францию.

Владелица гостиницы стояла в дверях, уперев руки в широкие бедра, и, как всегда, приветливо улыбалась приезжим.

Уил с радостной улыбкой на лице подбежал к ней.

— Мы были в Лондоне, где мама видела короля и нашла для меня нового папу! Скажи, а пирожные у тебя есть — те, что я люблю?

— Нового папу? — удивленно произнесла мистрис Хатчли, заключая мальчика в объятия. Она перевела взгляд с Элиссы на Ричарда и, кивнув в его сторону, спросила:

— Это, что ли, твой новый папа?

Поскольку ей никто не ответил, она задала этот вопрос снова, но тут на пороге гостиницы появилась молодая пухленькая женщина.

«Должно быть, это Марта, дочь мистрис Хатчли», — подумал Ричард, смутно припоминая розовощекую девчушку с большими голубыми глазами и веселой улыбкой, которая в годы его юности ходила за мистрис Хатчли как приклеенная, держась за ее юбки.

Теперь Марта была хорошенькой молодой женщиной с отлично развитыми формами, да и смотрела она на него совсем не по-детски. Взгляд у нее был самый что ни на есть женский — острый и оценивающий.

— Сын сказал вам правду, мистрис Хатчли, — подтвердила Элисса, решив ответить на вопрос хозяйки гостиницы и таким образом положить конец всем возможным разговорам и домыслам. — Я вышла замуж за Ричарда Блайта, которому король даровал титул графа Доверкорта.

— За того самого Ричарда Блайта, что пишет пьесы и провел детство в окрестностях Оустона? — Мистрис Хатчли с изумлением посмотрела на Ричарда и с минуту не сводила с него глаз. Вся ее доброжелательность неожиданно улетучилась, а на лице появилось брезгливое выражение. — Точно, он! Как только я могла его не признать? Он ведь копия своего папаши!