В твоих объятиях - [16]

– И что? Разве тогда хорошие женщины вам помогают? Нисколько. Они топят вас еще глубже. Они говорят вам, что да, она плохая женщина, но вы сами виноваты, что встали на ее пути. Так что вы заслужили то, что получилось. И это станет вам уроком на будущее.

Тринити резко замолчал и сделал глубокий вдох, стремясь овладеть бурей нахлынувших чувств.

– Я хотела, чтобы вы поговорили со мной, но не знала, что вы можете взорваться. Надо было бросить в вас камешком пораньше.

– Простите, – откликнулся Тринити более спокойным тоном. – Вы задели больное место.

– Я так и поняла.

Тринити помог ей сесть в седло.

– Вы хотите рассказать мне об этом?

– Не знаю, почему я вообще об этом упомянул. Это случилось пятнадцать лет назад.

– Люди бывают ранены в сердце в шестнадцать лет точно так же, как в любом другом возрасте. Возможно, даже больнее. Тогда вы мало знали жизнь. И не было у вас толстой шкуры, чтобы смягчить ее удары.

– Такой шкуры у меня точно не было, но, думаю, я сам был в этом виноват, – промолвил Тринити, вскакивая в седло.

– Девушки тоже мечтают о вещах, которые приносят им столько же вреда, сколько юношам их желания. Я думала, что хочу мужа красивого, богатого и непокорного, но мне хватило одного часа замужества за Джебом Блейзером, чтобы понять, какую ошибку я совершила. Беда лишь в том, что у девушек нет способа избежать последствия таких ошибок. Юноша может отправиться на Запад, а что делать девушке?

Глава 5

– Сбежать и стать актрисой, – ответил Тринити, широко улыбаясь. – С такой роскошной рыжей гривой и чудесной кожей... мужчины будут платить, чтобы посмотреть на них, даже если вы будете косить и заикаться.

Виктория чуть не подавилась смехом.

– Я еще могу представить себе заикающуюся актрису. Это может даже заинтриговать. Но не косящую!

– Косящую даже скорее. Они все будут думать, что вы им подмигиваете.

– К сожалению, я не обладаю таким смелым воображением и пришла к выводу, что у меня нет выхода.

– Что же вы сделали?

– Ничего. Все было сделано за меня и чуть не стоило мне жизни.

– Вы знаете, кто убил вашего мужа?

– Нет. Все были где-то поблизости, но не именно там.

Топот копыт заставил Тринити отвлечься. По тропе приближался всадник. Он не подумал ничего плохого, пока не заметил, как побледнела и напряглась Виктория. Она свернула с тропы в тень большого валуна. Секундой позже из-за поворота показался Бак, и Тринити увидел, как Виктория расслабилась.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Виктория. – Я думала, у тебя дела на другом конце долины.

– Я приехал, чтобы сопровождать тебя домой. Мы не можем допустить, чтобы Тринити заполонил все твое время. А то он скоро решит, что это его право, и остальным не достанется даже улыбки.

– Не думаю, что мистер Смит претендует полностью завладеть моим обществом. Мне даже пришлось попенять ему, что он не говорит со мной. По-моему, он иногда вообще забывает, что я рядом.

– Он должен быть мертвым, чтобы такое произошло, – сказал Бак. – Нет на свете мужчины, который, раз увидев тебя, не стал бы считать минуты, когда увидит тебя снова.

Тринити придержал коня, чтобы дать Баку и Виктории поехать рядом. Спустя несколько минут он отстал настолько, что уже не слышал комплиментов, в которых рассыпался Бак. Ему очень хотелось услышать версию Виктории о том, что произошло в ночь убийства, так что он проклинал ревность, заставившую Бака проехать тридцать миль через всю долину ради тридцатиминутной поездки домой с Викторией.

Еще он очень злился на себя за то, что упомянул Куини. Он твердил себе, что это больше не имеет никакого значения. После смерти отца он не говорил о ней ни с одной живой душой.

Он никогда не терял контроля над собой. Какую же власть приобрела над ним эта женщина? Нет, ему никогда не удастся исполнить свою миссию, если он не совладает со своим влечением к Виктории.

– Расскажите мне о тех местах, где вы бывали, – попросила Виктория.

Они возвращались домой после очередного долгого и тяжкого дня и остановились отдохнуть на каменистом склоне, с которого открывался вид на долину.

Они стояли бок о бок рядом с лошадьми, глядя на далекие горы.

Солнце прогнало туман, и все детали пейзажа были видны в мельчайших подробностях. Светлая зелень кленов и осин выделялась на более темном фоне сосен и елей. Белые цветы блошницы, розовые астры, желтизна маков, подсолнухов и золотого корня оживляли своими яркими всплесками темно-зеленые и коричневые краски местности.

В этом тихом уединении легко было почувствовать себя единственными людьми на земле.

Тринити понимал, что им не стоит здесь задерживаться. Он уже доказал себе, что не в силах контролировать свои чувства, если дело касается Виктории. Осознание того, что он находится наедине с ней, рядом с ней, заставляло все его мышцы ныть от сладостного напряжения.

Между ними стояла только ее лошадь.

– Особенно не о чем рассказывать, – промолвил Тринити, решив сообщить о своей жизни в самых общих чертах, а места, где бывал, описать скучно и неинтересно. – Все города, в общем, выглядят одинаково. И люди мало отличаются, где бы ты их ни встречал.

– Я нигде не бывала. Я выросла на ранчо отца, потом переехала на ранчо мужа, а затем к дяде.