В туркменской степи (Из записок черноморского офицера) - [9]

III

Неожиданное нападение туркмен на Михайловск. — Измена хана Дундура. — Смена шхуны “Персиянин” шхуною “Бухарец”. — Остров Амураде и его южная флора. — Начальник морской станции, капитан 1-го ранга Петриченко, и его гостеприимство. — Лихорадки и смертность солдат. — Морские разбои туркмен. — Торговля пленными персами. — Глава разбойников хан Эргельд. — Выручка пленного перса.

В последствии я узнал, чем кончилась погоня; штабс-капитан Якубовский догнал этих туркмен, и армянин получил обратно своих верблюдов и товар; но виновники были ужасно наказаны. Начальник отряда Столетов, возвращавшийся в Ташер-Ват-Кала, через Мула-Кари, велел при себе повесить на арбе этих несчастных, и таким поступком сразу изменил к худшему наши отношения к туркменам (туркмены говорили: “лучше бы начальник отряда велел отрубить головы преступникам. Это не было бы для них так обидно. Аллах никогда им не простит, если они не отомстят за такую похорную, нанесенную им обиду”). Спустя некоторое время, на Михайловск сделано было нападение в числе двух тысяч человек туркмен, преимущественно племени Теке: это было осенью 1870 года. На рассвете стоял [1034] непроницаемый туман, никаких слухов не было о готовящемся нападении, только предварительный, дикий, неистовый гик дал знать об опасности, а испытанная храбрость воинского начальника, капитана Мочевельяне, который с удивительным присутствием духа успел собрать свою роту и открыть по неприятелю быстрый непрерывающийся огонь, да метание ядер из парового барказа под командой лейтенанта Угриновича (получил орден св. Владимира с мечами) спасли наши войска от неминуемой гибели. Некоторые туркмены, после нападения на Михайловск, за достоверное передавали, что в нападающей шайке принимал участие известный Кашут-хан, глава текинцев, a также хан Дундур, который, за несколько дней до нападения, уехал из Ташер-Ват-Кала под предлогом посетить свой аул. Нужно знать туркмен, их мстительный, не прощающий обиды характер, чтобы объяснить такое внезапное нападение; они хотели отомстить начальнику отряда за нанесенное им неслыханное бесчестие. Чтобы привести в исполнение созревший план, они выжидали только удобного случая. Нет сомнения, что в этой шайке участвовали лица, хорошо знакомые с заведенными порядками в отряде. Почти каждый месяц начальник отряда ездил из Ташер-Ват-Кала в Красноводск. Время нападения совпадало с днем, когда полковник Столетов, прибывший накануне из Красноводска в Михайловск, должен был на рассвете отправиться в штаб-квартиру. Они и ожидали его встретить на дороге в Мула-Кари; удайся им это, нечего и говорить, что гибель Столетова и сопровождавшего его малочисленного конвоя была бы неизбежна; но густой туман, не позволявший туркменам в точности следить за местностью, сбил их с дороги. Заехав слишком далеко, они наткнулись на пикет и напали на лагерь. Передовые из них успели окружить кибитку воинского начальника, вероятно, рассчитывая найти в ней полковника Столетова, но она была пуста, начальник отряда отдыхал на стоявшей у пристани барже; не успел он еще полуодетый сойти на пристань, как туркмены отретировались назад, потеряв около 40 человек, при самых незначительных с нашей стороны потерях, сколько я помню: двух убитых и трех раненых. После нападения на Михайловск, лазутчики часто давали знать, что на Красноводск готовятся напасть значительные скопища туркменов. Воинский начальник при первом донесении о нападении поспешил приехать к нам на шхуну, чтоб условиться с капитаном, какие места занять военным судам (в Красноводске в это время стояли на посту: паровая шхуна “Персиянин”, паровой барказ и парусная баржа “Баклан”) для обстреливания берега на случай нападения. Несколько дней прошли в [1035] тревожном ожидании, но туркмены, вероятно, имея хороших лазутчиков, не решились напасть на Красноводск, гарнизон которого был предупрежден об этом и каждую минуту находился в готовности встретить неприятеля.

Станционеры держали свои посты на двух станциях: Красноводской и Астрабадской, по 6-ти месяцев. Срок этот для шхуны “Персиянин” истекал, и мы с каждым днем с большим нетерпением ожидали себе смену с Астрабадской станции. Часто в кают-компании упоминалось об Амураде. Офицеры, начиная о капитана, беспрестанно только и говорили о тамошнем большом радушном обществе и веселой жизни на станции. Понятно, как тщательно осматривали мы дугу горизонта, на которой должен был показаться рангоут шхуны, идущей к нам на смену; то и дело посылался на салинг матрос: не увидит ли он по направлению к Астрабаду дымок. Шхуне “Персиянин” оставалось только развести пар, и она готова была сейчас же сняться с якоря; ни у кого уже не являлось желания съехать на берег, так уже сильно надоел Красноводск, и так не желательно было, хотя бы на несколько минут отдалить время отхода. Наконец, показался дымок, все яснее и яснее вырисовывается рангоут приближающегося судна. Вот подымаются флаги вымпела: это шхуна “Бухарец”! — раздаются кругом голоса; по подъеме у нас ответного красного флага, вымпела на “Бухарце” спускаются, и вслед за этим подымается на нем сигнал: “Иду к вам на смену!”. “Бухарец” входит на рейд, бросает якорь: капитаны обмениваются визитами. На “Персиянине” разводятся пары, убираются гребные суда, подымается якорь, и шхуна двинулась по направлению к Астрабадской станции.