В тупике - [25]

— Так кто же, наконец?

— Через несколько минут мы об этом узнаем.

Мы оба уперлись взглядом в телефон. Бывают минуты, когда ничего нет на свете важнее этой нелепой коробки из бакелита.

Когда раздался звонок, мы почти одновременно потянулись к трубке. Казалось, даже сам звонок звучал иначе, чем обычно, настойчивее и торжественнее. Генерал кивнул, я взял трубку.

— Да, это я. Совпали? Спасибо, друг. Большое спасибо.

Я положил трубку на место и в этот момент почувствовал, что буквально мокр от выступившего пота. Глаза мои непроизвольно закрылись.

— Что с тобой? — встревоженно спросил начальник управления.

Я едва шевелил губами.

— Убийца арестован.

— Кто же он?

— Акош Драгош.

— Вот тебе раз… Никогда бы не подумал.

Я вернулся к себе и приступил к допросу господина Драгоша. При обыске в его покоях мы с шофером-оперативником обнаружили часть драгоценностей, похищенных после убийства Кочишне. Нашлась и копия завещания, согласно которому единственной наследницей дома, сданного в аренду «американской вдове» на двенадцать лет, объявлялась Хельга Хунт.

Драгош признался во всем, однако упорно отрицал, что убил Кочишне в одиночку. По его утверждению, они расправились с вдовой вдвоем с герром Кольманном, то есть Робертом Шмидтом, бывшим резидентом гестапо, ныне подданным короля Швеции. Награбленные драгоценности и найденные в столе Кочишне восемь тысяч долларов они поделили пополам. Это они связали Терезу Коллер, предварительно обговорив ее поведение при обнаружении убийства на следующее утро и заставив вызубрить наизусть текст заявления венгерским жандармам. «Ты скажешь им, что на тебя напали коммунисты, которые обругали тебя нилашистской сволочью», — сказал Кольманн своей приемной матушке, заставив ее повторить эту версию несколько раз. За соучастие в преступлении Акош Драгош купил для нее домик и обставил его мебелью и прочей утварью. Сверх того вдова Шулек получила от него значительную сумму денег.

Протокол допроса был подписан. Я вызвал охранников, которые надели на Драгоша стальные наручники и проводили наверх, в одну из больших комнат. Туда же я приказал привести по одному всех членов этого выдающегося в своем роде семейства, предварительно выяснив, какие они дали показания. Оказалось, что за то время, пока я ездил на Балатон за Драгошем, все они признали подавляющее большинство предъявленных им обвинений и тоже подписали протоколы допроса.

Итак, все были в сборе: господин Роберт Шмидт-Кольманн-Коллер-Шулек; его жена Хельга Хунт; мать Хельги Илона Пайж, она же супруга Драгоша; вдова Шулек, она же Тереза Коллер, приемная мать Шмидта-Кольманна. Войдя в помещение и увидев Акоша Драгоша, главу семейства, сидящим в наручниках на стуле посреди комнаты, каждый из них испытал одно и то же тягостное чувство — это конец, конец всему.

— Прошу внимания, — обратился я к собравшимся. — Мы приложили немало усилий на протяжении многих лет для того, чтобы иметь удовольствие увидеть вас вот так, всех вместе, в тесном, так сказать, семейном кругу. Сегодня наконец нам это удалось.

Не мое дело произносить обвинительные речи, для этого существуют прокуроры. Но несколько «теплых» слов я посчитал все же своим долгом сказать.

— Вы душой и телом служили фашистам. Господин Кольманн был офицером гестапо, остальные — агентами, осведомителями, шпиками и своими доносами погубили многих невинных, честных людей. Но этого мало. Своими руками вы лишили жизни Яноша Баги, убили и ограбили вдову Кочишне. Это преступление совершил Акош Драгош совместно с господином Кольманном собственноручно.

— Я непричастен к этому убийству! — вскочив со своего места, вскричал Шмидт-Кольманн.

— Сядьте и успокойтесь. Ведь мы передадим вас теперь соответствующим властям, которые разберутся и установят меру вины каждого из вас. Так что сохраните свой пыл на будущее. Вы получите возможность повидаться с вашими старинными друзьями-жандармами, рука об руку с которыми вы творили свои подлые дела. Но встретитесь вы и с другими людьми. С теми, которых вам не удалось уничтожить и которые вопреки всем вашим стараниям остались в живых. Вы увидите их на скамье свидетелей во время справедливого суда.

Указав на кучку драгоценностей, изъятых на квартире у Драгоша при его аресте и лежавших теперь посередине стола, я продолжал:

— Госпожа Драгош, прошу вас снять перстень, украшающий ваши пальцы, и положить его сюда же. Благодарю. То же предлагаю проделать госпоже Хельге Хунт со своим кулоном на золотой цепи. Вот так. Теперь посмотрите на них хорошенько. Каждая из этих драгоценных безделушек обагрена кровью вдовы Кочишне, ибо принадлежали они ей. Она пала жертвой алчности и подлости. Еще живя в Америке, вдова Кочишне бо́льшую часть своего состояния, оставшегося после мужа и отца, вложила в драгоценности. Она думала, что так будет надежнее, что эти камушки легче перенесут инфляцию, назревавшую уже тогда, и ей будет что оставить своим наследникам. Детей у нее не было, а жизнь близилась к закату, тянуло на родину. Вернувшись в Венгрию, одинокая вдова в течение нескольких лет разыскивала своих родственников, зная, что они должны где-то быть. По всей стране она искала сестру отца и ее отпрысков. Но ей не повезло. На ее объявления и призывы никто не откликнулся. Между тем эти родственники есть и здравствуют по сей день.