В тупике - [10]

— Что ты имеешь в виду?

— Из записей Кочишне следует, что еще задолго до прихода советских войск она получила указание немедленно свернуть работу, спрятать рацию или уничтожить ее. Это указание Центра она не выполнила. Вероятно, потому, что обнаружила в нескольких метрах от себя, в одной из комнат своего пансиона, немецкий радиопередатчик, работавший на разведку гитлеровцев. Подумав, вероятно, что под его прикрытием ей обеспечена безопасность, она продолжала вести радиопередачи. Вторым тревожным сигналом для нее должно было стать убийство садовника Яноша Баги. Ее выследил и выдал гитлеровцам кто-то из служащих пансиона.

— А что означают вот эти зеленые и красные крестики перед фамилиями постояльцев? — спросил я.

— Красные крестики стоят перед именами английских туристов, приезжавших с швейцарскими паспортами. По мнению Кочишне, это были надежные люди, друзья, союзники. Зеленые крестики обозначают туристов, также имевших швейцарские паспорта, но по национальности исключительно немцев. Видишь эти кружочки? Этим знаком отмечены те из «швейцарских немцев», кого Кочишне считала осведомителями гестапо или агентами гитлеровской разведки. Их трое — Ганс Реннер, Франц Кольманн и Эрих Шмидт. Двое из них, Ганс Реннер и Франц Кольманн, часто отлучались из пансиона, иногда на несколько дней, но всякий раз возвращались. Они покинули свою штаб-квартиру на Балатоне в самый последний момент перед приходом советских войск. А Кочишне была убита значительно раньше, советские танки еще только переправились через Дунай. Кроме того, известно, что Франц Кольманн находился в весьма близких отношениях с одной из служанок пансиона по имени Хельга, миловидной блондинкой. Девица уехала вместе с ними, это установлено.

— Скажи, пожалуйста, а установлен ли тот факт, что перечисленная тобой троица действительно имела швейцарские паспорта?

— Нет, конечно. На такие имена консульство Швейцарии вообще не выдавало паспортов. Это были ловко сработанные фальшивки, а имена — конспиративные клички гитлеровских гестаповцев или офицеров абвера, точно не знаю.

— Кочишне была не только убита, но и ограблена. По предварительным данным, преступники похитили многие драгоценности и большую сумму денег, вероятно, в западной валюте. Оттиски пальцев, по-видимому убийцы, у нас имеются. Помогла случайность. Сохранилось ли описание внешности Кольманна?

— Он носил очки в темной роговой оправе, высокий, со светлыми волосами, возраст около тридцати лет, типичный немец.

— Могу добавить, — сказал я, — что этот типичный немец отлично говорил по-венгерски.

— В самом деле? — Кеньереша явно заинтересовало это сообщение.

— Представь себе. К сожалению, о второй «белокурой бестии», о Хельге, мы не знаем почти ничего. Но разрабатываем и это направление. Нас, как ты понимаешь, интересует чисто уголовная сторона дела, мы должны найти убийцу и похищенные ценности. Могу ли я рассчитывать в этом деле на твою помощь?

— Разумеется. Я сделаю все, что смогу, — не раздумывая долго, сказал Кеньереш.

— Я хотел бы допросить некоторых проходивших по делу и осужденных трибуналом лиц. Их данные я выписал из протоколов.

— Пожалуйста. Места их заключения известны, — ответил майор. — Ты думаешь, можно выудить еще что-нибудь из этого запутанного клубка? Очень темное дело.

— Попробуем.

— Ну что же… Желаю удачи. Мы распрощались.

Имена и приметы Ганса Реннера, Франца Кольманна и Эриха Шмидта я разослал — на всякий случай, разумеется, — на все пограничные заставы и контрольно-пропускные пункты. В шифровке указал, что в случае обнаружения лиц, имеющих документы на эти имена, независимо от того, выезжают они или въезжают, прошу незамедлительно сообщить в главную дежурную часть телефонограммой на мое имя.

В комнату следователя при тюрьме ввели ротмистра хортистской жандармерии Арпада Бодьо, бывшего начальника участка жандармерии на озере Балатон. Приговором народного трибунала он был осужден на пятнадцать лет.

Передо мной стоял высокий, грубо сколоченный, массивный мужчина лет сорока, почти лысый. Держался он подчеркнуто спокойно, но сквозь это наигранное спокойствие проглядывала тревога перед неизвестным.

— В свое время органы следствия вас как бывшего начальника жандармского участка допрашивали неоднократно, не так ли?

— Точно так, — ответил Бодьо. — Считаю своим долгом еще раз заявить, что я лично никаких пыток или экзекуций не проводил.

— Возможно. Но на совершение таковых отдавали приказы своим подчиненным. Если же на допрос приводили коммуниста, вы присутствовали лично. Например, когда Каролю Пензешу перебили руки и ноги. Вы еще заявили тогда: «Так будет с каждым коммунистом, запомните это». Вы видели Пензеша на судебном заседании? Его привезли на инвалидной тележке, не так ли?

— Точно так.

— Вы были знакомы с Юлией Кочишне?

— Был.

— Почему ее убили?

— Не знаю. Это сделали не мы.

— Тогда кто же?

— Немцы, которые жили в ее пансионе. У нее обнаружили радиопередатчик.

— Кто обнаружил, точнее?

— Те же немцы. Они сказали мне об этом только тогда, когда я прибыл на место смерти Кочишне. Кухарка пансиона лежала в своей каморке связанная, с кляпом во рту. В кабинете Кочишне я увидел остатки разбитого радиопередатчика.