В ту сторону - [8]

Шрифт
Интервал

— Вот ты скажи, Сергей, свободные у нас выборы или нет? — горячился Вова. — Скажи этому рязанскому гражданину!

— Так я и сам не знаю, Вова, — мягко говорил Татарников, — свободные выборы, значит?

— А что, не видно? Не заметно, что свободные? — Вова багровел и энергично шевелил пальцами ног. — Раньше ты, Витя, права голоса даже не имел, понял? А теперь сам хозяин своей судьбы! Кого захочешь, того и выберешь в правительство!

Но Витя был к доводам глух. Он бранными словами аттестовал министерства и ведомства, а некоторых политических деятелей именовал «мандавошками». Унизительный этот термин применительно к лучшим людям отчизны шокировал Вову. Солидный значительный мужчина в дорогом костюме, весьма богатый, вершащий судьбы страны, нисколько не походил (так, во всяком случае, считал Вова) на лобковую вошь.

— Что?! — кричал Вова. — Председатель Центробанка Кучкин? Министр труда Загибулин?

— Мандавошка, — непреклонно говорил Витя.

Вова-гинеколог пробовал найти аргументы, он обращался к таким незыблемым авторитетам, как председатель Международного валютного фонда, спикер парламента, лидер консервативной партии, — но для Вити авторитетов не существовало вообще.

Витя был несведущ в политике, он даже отказывался признавать тот простой факт, что в российской власти понятия «президент» и «премьер-министр» уже давно взаимозаменяемы и не выражают реальности управления. Витя придерживался буквальных представлений о том, что верховная власть дана от Бога, а министерские посты достаются людям алчным.

— У тебя монархическое сознание, Витя, — говорил ему Татарников.

— Ты меня, Сергей Ильич, не путай. Президент, он и есть президент. А остальные крадут.

— Не крадут! — кричал с досадой Вова-гинеколог. — Не крадут, а рационально используют бюджет! Министр Толкачев все объяснил!

— Мандавошка, — отвечал Витя.

Старик в дебатах участия не принимал, лежал неподвижно и лишь один раз обратился к Татарникову.

— Воевал? — спросил старик, и Татарников понял, что выглядит он не особенно свежим. Родился он через пять лет после войны.

— Не пришлось, — ответил он.

— В Ташкенте, значит, отсиделся? — и старик засмеялся редкозубым ртом. — На юг подался, к солнышку?

— В Москве был, — сказал Татарников правду.

— Я Берлин брал, — сказал старик и больше не произнес ни слова.

— Берлин брал? — оживился рязанский житель Витя. — Что ж ты его, дед, обратно не положил?

Взял, так положи обратно! А то пропал наш Берлин! Ищем, найти не можем!

И Витя изложил свое виденье вопроса объединения Германий и падения Берлинской стены.

— Такие вот лопухи, как ты, дед, корячились, на Рейхстаг лазили, давили фашистов, а потом пришел один лысый деятель — и все пошло коту под хвост. Где он, Берлин, который ты брал? Куда дел?

Особенное негодование вызывал у Вити термин «общеевропейский дом», внедренный Михаилом Горбачевым. Витя отзывался о данном проекте скептически и даже позволял себе резкие замечания в адрес бывшего президента бывшего Советского Союза.

— Ага, общий дом! — говорил он. — Кому это он общий! Пустят меня, рязанского дурака, в этот дом, жди!

— Ничего ты не понимаешь, Витя, — сказал гинеколог Вова, отрываясь от журнала GQ, где он читал высказывания колумниста Киселева о демократии и репортаж с выставки нижнего белья, — а если не понимаешь ничего про Европу, так и рот не открывай!

— Во-во, — сказал Витя. — Чуть что — рот не открывай. А я, может, у себя дома. В своем общеевропейском бараке. Придешь в общий дом, а тебе покажут, где твое место.

— Что тебе не нравится? — спрашивал Вова, и полоски на носках ходили волнами, пока он шевелил пальцами.

— А то, что Берлин профукали! Вот что!

— У меня сестра в Берлине живет, — заметил Вова, — и хорошо живет! По демократическим стандартам живет!

— По каким таким стандартам? — кипятился Витя. — Ты мне скажи про ваши стандарты!

— А такие стандарты, что вышел на улицу — а там тебе и сосиски, и клубника, и мясо свежее, и все копейки стоит!

— Карман шире держи, Вовчик. Вон, в газетах что пишут. Накрылись твои сосиски!

И верно, сведения, коими Вова-гинеколог делился с соседями, были неутешительными. По всему выходило, что сосиски в опасности.

4

Татарников выложил на тумбочку все свое добро — больничный набор напоминает солдатский: жестяная кружка, алюминиевая ложка, пачка сигарет. Сигареты вызвали нарекание врача.

— Это что такое?

— «Честерфилд», — сказал Татарников, — раньше «Яву» курил, но вот поддался соблазну.

— Немедленно уберите, — сказал доктор Колбасов. — Вы в больнице!

— Именно поэтому. Последнее желание.

— Интеллигентный человек, должны знать. Вся Европа давно не курит.

Татарников развеселился.

— Отрадно, что заветы Гитлера выполняются. Медленно, непросто, но планы фюрера проводим в жизнь.

— Прекратите паясничать, — резко сказал Колбасов, у которого были свои счеты с германским фашизмом. Доктора Колбасова многие больные звали гестаповцем — за напор, за рыжий цвет и за фамилию, намекающую на немецкие пристрастия. — С вами здесь жестоко обращаются? Напомнило лагерь?

— Что вы! Но Гитлер не одни только лагеря строил. Он еще и больницы возводил. Дворцы культуры.

— Считаете Гитлера хорошим?


Еще от автора Максим Карлович Кантор
Чертополох. Философия живописи

Тридцать эссе о путях и закономерностях развития искусства посвящены основным фигурам и эпизодам истории европейской живописи. Фундаментальный труд писателя и художника Максима Кантора отвечает на ключевые вопросы о сущности европейского гуманизма.


Медленные челюсти демократии

Максим Кантор, автор знаменитого «Учебника рисования», в своей новой книге анализирует эволюцию понятия «демократия» и связанных с этим понятием исторических идеалов. Актуальные темы идею империи, стратегию художественного авангарда, цели Второй мировой войны, права человека и тоталитаризм, тактику коллаборационизма, петровские реформы и рыночную экономику — автор рассматривает внутри общей эволюции демократического общества Максим Кантор вводит понятия «демократическая война», «компрадорская интеллигенция», «капиталистический реализм», «цивилизация хомяков», и называет наш путь в рыночную демократию — «три шага в бреду».


Красный свет

Автор «Учебника рисования» пишет о великой войне прошлого века – и говорит о нашем времени, ведь история – едина. Гитлер, Сталин, заговор генералов Вермахта, борьба сегодняшней оппозиции с властью, интриги политиков, любовные авантюры, коллективизация и приватизация, болота Ржева 1942-го и Болотная площадь 2012-го – эти нити составляют живое полотно, в которое вплетены и наши судьбы.


Вечер с бабуином

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Хроника стрижки овец

Автор «Учебника Рисования» и «Красного света», Максим Кантор нарисовал новый портрет общества.Это портрет сумасшедшего – толпы на площадях, раскол на либералов и патриотов, деление на интеллигенцию и народ.Так было сто лет назад, так было двадцать лет назад. Почему опять?Спектакль или реальная история? За какую свободу мы, овцы, боремся?Максим Кантор посвятил книгу своим детям: «Вы должны знать, как это было, когда интеллигенция отказалась от своего народа. Учитесь всегда становиться на сторону слабого и никому не кланяться».Эта книга – манифест свободного сознания.


Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

«Как долго может продолжаться то безвременье, в котором мы сейчас живем? Путин не вечен, но не все это понимают. Хотя, вроде бы очевидно, все люди смертны. А вот Россия будет существовать и без Путина. Но как существовать? Что это будет с Россией и Украиной? Времени осталось мало. Скоро нам придется привыкать к совсем новой стране. Новой и непривычной.» (М.Кантор)Автор этой книги известный художник, писатель и публицист Максим Кантор — человек неординарный. Вчера он поссорился с либералами, а сегодня нарывается на скандал с «верными путинцами».


Рекомендуем почитать
Был однажды такой театр

Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.


Возвращение на Сааремаа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Я знаю, как тебе помочь!

На самом деле, я НЕ знаю, как тебе помочь. И надо ли помогать вообще. Поэтому просто читай — посмеемся вместе. Тут нет рецептов, советов и откровений. Текст не претендует на трансформацию личности читателя. Это просто забавная повесть о человеке, которому пришлось нелегко. Стало ли ему по итогу лучше, не понял даже сам автор. Если ты нырнул в какие-нибудь эзотерические практики — читай. Если ты ни во что подобное не веришь — тем более читай. Или НЕ читай.


Баллада о Максе и Амели

Макс жил безмятежной жизнью домашнего пса. Но внезапно оказался брошенным в трущобах. Его спасительницей и надеждой стала одноглазая собака по имени Рана. Они были знакомы раньше, в прошлых жизнях. Вместе совершили зло, которому нет прощения. И теперь раз за разом эти двое встречаются, чтобы полюбить друг друга и погибнуть от руки таинственной женщины. Так же как ее жертвы, она возрождается снова и снова. Вот только ведет ее по жизни не любовь, а слепая ненависть и невыносимая боль утраты. Но похоже, в этот раз что-то пошло не так… Неужели нескончаемый цикл страданий удастся наконец прервать?


Таинственный язык мёда

Анжелика живет налегке, готовая в любой момент сорваться с места и уехать. Есть только одно место на земле, где она чувствует себя как дома, – в тихом саду среди ульев и их обитателей. Здесь, обволакиваемая тихой вибраций пчелиных крыльев и ароматом цветов, она по-настоящему счастлива и свободна. Анжелика умеет общаться с пчелами на их языке и знает все их секреты. Этот дар она переняла от женщины, заменившей ей мать. Девушка может подобрать для любого человека особенный, подходящий только ему состав мёда.


Ковчег Лит. Том 2

В сборник "Ковчег Лит" вошли произведения выпускников, студентов и сотрудников Литературного института имени А. М. Горького. Опыт и мастерство за одной партой с талантливой молодостью. Размеренное, классическое повествование сменяется неожиданными оборотами и рваным синтаксисом. Такой разный язык, но такой один. Наш, русский, живой. Журнал заполнен, группа набрана, список составлен. И не столь важно, на каком ты курсе, главное, что курс — верный… Авторы: В. Лебедева, О. Лисковая, Е. Мамонтов, И. Оснач, Е.