Зина, покачиваясь на ярме, играла кнутом. Хоть она и не желала смотреть на воз, голова сама поворачивалась, а глаза ее часто встречались с коротким взглядом Васи. Вася улыбался, и ей казалось, что рассуждает он с Митенькой так громко нарочно, чтобы она слышала. Зина уже больше не могла сидеть на ярме. Она пробежала по дышлу и села возле Васи.
— Знаешь, Вася, какой Митрусь славный мальчик! — заговорила она, вся сияя и блестя глазами. — Знаешь, он не плачет. Когда я сделала ему эту шляпу, он даже засмеялся. Такой славный мальчишка!
— Славный-то славный, — как всегда, рассудительно заговорил Вася, — а кавунами заелся прямо до ушей.
— На стоянке я его умою. — Зинуша, обняв Митю, посмотрела на Васю. — Давай посадим его на ярмо, а? Согласен, Вася?
— Боязно, — хмуря черные брови, неохотно заговорил Вася. — Пусть подождет. Будем из города возвращаться, тогда и попрактикуемся… Ну, я пойду торопить обоз, а то мы так и до самого вечера не доедем.
Зина грустно посмотрела вслед Васе. Митя лежал у нее на коленях с закрытыми глазами и все думал: «Где же находится город, почему вокруг все степь и степь?» Зина поцеловала его в липкую щеку и сказала:
— Митрусь, ты брата своего любишь?
— Не люблю, — буркнул Митя.
— Почему?
— А он на ярмо не сажает.
— Посадит, голубчик мой! Ей-ей, посадит! — взволнованно заговорила Зина. — Вот как сгрузим зерно и поедем обратно, так и посадим, да еще и галстук дадим. Я сама тебе его повяжу. Всю дорогу будешь быков погонять.
Митя счастливо улыбнулся, быстро встал, как бы уже готовясь идти на ярмо. Дорога тем временем спускалась вниз, к пологому берегу Кубани. Вот головная подвода свернула к реке, и вскоре обоз расположился на поляне обширным лагерем. Возчики распрягли быков и погнали к водопою. Мальчики, на ходу снимая рубашки, бежали к воде. А в стане уже закурился костер. Дед Корней подвесил на дышло ведро, спустив его так низко, что донышко его касалось пламени. Зина и Варя чистили картошку. Соня промывала в котелке пшено. Все были заняты приготовлением обеда. А Митя взобрался на лежавшее ярмо, сел на него верхом и запрыгал, смеясь от счастья.
— Приучайся, Митрусь! — сказал дед Корней, проходя мимо с охапкой сухого хвороста.
От реки веяло прохладой, слышались всплески воды и крики купающихся.
— Митрусь, пойдем и мы купаться, — сказала Зина.
Она взяла его за руку и повела к реке. У берега было мелко, на дне лежал песок. Митя снял рубашонку. Голенький, с тугим животом, он казался совсем маленьким. Зина хотела взять его на руки, чтобы зайти поглубже, но Митя тут же, у берега, окунулся и забарахтался, разбрызгивая воду. Зина стояла, высоко подобрав платье, и ждала, пока Митя вволю наиграется. Потом посадила его у своих ног и старательно вымыла шею, лицо, голову.
— Вот теперь ты не замазура, — сказала Зина, выводя мальчика на берег. — Такой стал чистенький, что даже глазенки блестят.
Они сели на сухие камни. К берегу побежали Соня и Варя, снимая платья. Соня, войдя по пояс в воду, улыбнулась, глядя на Митю, и сказала:
— Ну как, Дмитрий, хорошо с нами ездить?
— Я уже не плачу, а Вася на ярмо не сажает… — обиженно протянул Митя.
— Так ты уже сидел на ярме!
— Оно лежачее и не шатается.
— Вася, Вася плывет! — крикнула Зина.
Все увидели, как Вася, ловко взмахивая руками, наискосок переплывал быстрину и вскоре вышел на берег невдалеке от девочек. Он был в трусиках, таких черных, что они резко оттенялись на его темном от загара теле. Он шел по берегу и распутывал пальцами мокрые волосы.
— И что за чуб! Как проволока… — сказал он, глядя то на Зину, то на купающихся Соню и Варю. — Зинуша, дай твой гребешок.
Зинуша, ни на кого не глядя, вынула из своих косичек гребешок и отдала Васе. А потом взяла Митеньку за руку и повела его к кустам боярышника. Там, в холодке, Митя стал искать цветы, сидевшие глубоко в траве, а Зина стояла возле него и расплетала косички, задумчиво глядя на лагерь.
— Вася, а иди-ка сюда! — протяжно сказал Митя. — Вот узнаешь, что я тебе скажу.
— А что ты скажешь?
Вася подошел к ним. Зина продолжала стоять, заплетая косички.
— Погляди, теперь я не замазура, — сказал Митрусь и засмеялся. — Прямо весь блестю.
— Кто ж тебя так вымыл? — нарочно спросил Вася.
— Зина… А еще что я знаю — ты не угадаешь! Сказать, а?
— Скажи…
— Я на ярме сидел! — воскликнул Митя, потом грустно добавил: — Только оно лежачее…
Мимо глаз промелькнула бабочка и, опустившись на стебель, слабо закачалась, поблескивая шелковым узором своих крыльев. Глазенки у Мити загорелись. Он тихонько встал, затем рванулся к бабочке, хотел схватить ее, но она уже кружила за кустом. Митя устремился за ней, и разом, точно оговорившись, побежали вслед за ним Вася и Зина. Зина успела заплести только одну косичку, а вторая, распустившись по ветру, закрывала шею. Митя уже был далеко. Вдруг он упал в траву, что-то загребая ручонками.
— Споймал! — крикнул он. — Скорее бегите сюда!
Зина и Вася нагнулись над Митей, под животом которого, как они были уверены, где-то в траве лежала бабочка. Зина ворошила траву. Вася нагнулся, хотел схватить бабочку, но ничего не нашел.
Вася взглянул Зине в глаза и засмеялся, сам не зная почему.
