В третью стражу - [56]

Через полчаса, когда выбор был сделан, а «гринвудовская» часть сознания в очередной раз удивилась деловой американской хватке, Матвеев расплатился и пригласил Марджори в ресторан. Впрочем, «ресторан» — это громко сказано, просто очень приличный паб, с неплохой кухней и приличной публикой. Отчего-то Гринвуд, ещё задолго до Степана, облюбовал это тихое, уютное заведение, с интерьерами, оформленными «под старину», с официантками в платьях служанок позапрошлого века.

Как обычно, зал был полупустым, и можно было выбрать практически любой столик, но Матвеев повёл Марджори к своему любимому месту, — в дальнем от входа углу, рядом с дверью на кухню.

Трапеза прошла в болтовне о пустяках, но среди них не нашлось места, ни кораблям и сургучу, ни королям и капусте. За десертом, Степан поинтересовался причиной одиночества Мардж в этот день.

— А где же ваша подруга Морти?

— Не поверишь, Майкл. В то утро, сразу после того как ты ушёл, мальчишка посыльный принёс с почты телеграмму. Старый хрыч, ну, — муж Мортиции, — дал дуба. В смысле преставился. Хоть и грех это, но Морти обрадовалась так, что немедленно села в машину и укатила в Лондон.

— И что? Так и бросила тебя одну? Тоже, подруга называется.

— Нет, всё правильно. Я и сама не хотела ехать в Лондон на авто. Предпочитаю по старинке — паровозом. Тихо. Ни откуда не дует, не трясёт. Иногда даже можно выспаться по-человечески.

— А дальше? Что ты делала там, рядом с автобусной остановкой?

— Ну, потом я приехала сюда, в город. Нашла Морти, — у той уже новый хахаль появился, то ли испанец, то ли ирландец. Зовут Гомес. Она мне все уши про него прожужжала. Замуж собралась. Поцеловались мы, как водится, да разбежались в разные стороны. Потом вспомнила я, как ты рассказывал, в каком красивом месте живёшь, ну я и решила посмотреть. Дорогу мне полисмены показывали. Заблужусь — спрошу. Снова заблужусь — снова спрошу. А потом и ты из автобуса на меня налетел, — Мардж кокетливо хихикнула, — как сокол на голубку.

— Не преувеличивай, всё случайно вышло. Зазевался, задумался, хорошо ещё без членовредительства обошлось. — Степан решил сменить тему разговора. — И что ты собираешься дальше делать?

— Думаю. По образованию я учительница младших классов. Может, в няньки к кому наймусь. У тебя нет никого на примете? Поприличней, конечно и чтоб руки не распускали.

— Знаешь, Мардж, пожалуй, я смогу тебе помочь. — Подозвав официанта, Матвеев попросил у него несколько листов бумаги, письменный прибор и конверты. Когда всё это появилось на столе, он быстро написал несколько рекомендательных писем знакомым Гринвуда, у которых были маленькие дети. Насколько Степан знал женщин, Марджори относилась к тому их нередкому типу, удивительно сочетавшему в себе несчастливость в личной жизни и огромный, практически неисчерпаемый, запас любви к детям.

«Из неё должна выйти отличная гувернантка или няня для маленького ребёнка, — думал Матвеев, подписывая очередное рекомендательное письмо, — жаль, что часто видеться с этой милой, смешной девочкой у меня не получится. Неизвестно что будет дальше и где это всё будет».

— Ой, как я тебе благодарна, Майкл! — Но засиявшая было улыбка Мардж, вдруг погасла. — Понимаешь, прости, но я не смогу как следует отблагодарить тебя сегодня. Может через три-четыре дня. У меня, — тут Марджори покраснела, — «празднички».

Матвееву стало смешно и грустно одновременно. Перегнувшись через стол, он привлёк к себе девушку и, не обращая внимания на реакцию случайных свидетелей, крепко её поцеловал. Потом ещё раз. После третьего поцелуя, почувствовав, что Мардж стала таять как мороженое на солнцепёке, он отстранился и с улыбкой сказал, — какая же ты всё-таки замечательная. Я должен уехать, но я обязательно тебя найду…

Когда долгое прощание наконец завершилось и Марджори, размазывая тушь по щекам, махала ему из окна такси, Степан подумал что его нынешние планы, по сути, безнадёжная, отчаянная попытка сделать так чтобы причиной женских слёз в ближайшие годы были только житейские проблемы.

«Пусть ничего не выйдет, но по крайней мере я сделаю всё что могу».

Глава 6. Три плюс два

Баст сидел у самого окна, и с улицы его было превосходно видно. Впрочем, видно его было и с того места, где стояла Таня. Как ни странно, выдержки ей хватило только на то, чтобы, не оглядываясь, выйти из кафе, пересечь улицу, и войти в здание вокзала. А может быть, и не было ничего странного, в том, что стоило оказаться вне прямой видимости, как ее «затрясло»? Остаться одной показалось вдруг страшнее, чем переместиться в прошлое.

Таня взглянула на часы и, убедившись, что время еще есть, бросилась искать хоть какое-то оконце, но, в результате, спряталась за решеткой ограждения и оттуда теперь смотрела на Баста фон Шаунбурга. На то, как он читает газету, и как пускает клубы сигарного дыма…

«Вот же невидаль заморская!»

Положа руку на сердце, Татьяна испытывала сейчас очень непростые и достаточно противоречивые чувства.

С Олегом она познакомилась четыре года назад. Коллега — зам генерального — выходил замуж, то есть, разумеется, зам — женился, поскольку был мужчиной, и на свадьбу среди прочих гостей прибыл двоюродный дядюшка из Израиля, про которого Борис нет-нет да рассказывал не без чувства юмора, но при этом явно гордясь. Дядюшка этот уехал уже давно, еще из Советского Союза, был там чуть ли не героем войны — горел в танке и все такое, хотя верилось в это с трудом — был женат, что крайне не характерно для русских эмигрантов, на латиноамериканке, и, кроме того, был то ли известным психологом, то ли не менее известным психиатром. Однако, в любом случае, Москвы он не знал, ни старой, ни новой, да еще и занять его чем-то требовалось, чтоб «под ногами не крутился». Вот Боря и попросил Таню побыть день-два гидом заморского гостя.