В третью стражу - [154]

Возможно, он действительно был сейчас молод и силен, но за окном уже начало смеркаться, и это наводило на размышления.

«Сколько же времени мы?…»

Однако у Вильды сил все еще было много больше, чем у него. И не удивительно. Женщины — пусть и не все, но многие — гораздо выносливее в сексе, чем мужчины. Закон природы, так сказать. Неоспоримая константа бытия…

— Я знаю. — Сказала Вильда, садясь рядом с ним.

— Что же ты знаешь? — Спросил он.

— Такое не может случиться вдруг… Это правда?

— Что? — Он ее совершенно не понимал.

— Кейт сказала, что тебя… ты…

— Ну? — У него не было сил, даже чтобы нахмуриться.

— Ты пережил смерть? — И глаза полные зеленого ужаса.

«Бог мой, что наплела тебе ЭТА женщина?!»

А с другой стороны, как еще объяснить смену модуса операнди?

«Не так глупо…» — Согласился он с Кайзериной.

— В какой-то степени, каждый из нас переживает свою смерть в каждое мгновение жизни.

— Баст, я знаю, что ты умный…

— Но не железный. — Улыбнулся он и даже погладил ее грудь. — Тебе придется неделю откармливать меня мясом с кровью, чтобы я вернул себе хотя бы часть сил, оставленных за пару часов в тебе.

— Пару часов? — Нахмурилась Вильда и оглянулась на окно. — О, господи! Уже вечер, а Кейт…

— А Кайзерина догадалась, что мы не поедем на прогулку уже через полчаса, после того, как мы не спустились вниз.

— Ты думаешь?!

— Знаю.

— И насколько хорошо ты ее знаешь? — Тихо спросила Вилда, покрываясь краской. Краснела она стремительно и весьма впечатляюще.

— А ты? — Вопросом на вопрос ответил Баст, глядя, как красными становятся уже плечи и грудь Вильды. — Да не смущайся, — добавил он через секунду. — Кисси очень хороший человек и не любить ее крайне сложно. Согласна?

— Да.

— Тогда, чего ты стесняешься или кого ревнуешь?

* * *

Весна в Баварии выдалась просто замечательная. Впрочем, если верить «воспоминаниям детства», так здесь было заведено с начала времен или, вернее, с окончания последнего оледенения. Баст, разумеется, не возражал. Чем торчать в сыром промозглом Берлине, лучше путешествовать по Швабии и Вюртембергу, спускаясь к Баденскому озеру, где — в Оберлингене — у него состоялся приятный во всех отношениях разговор с Виктором Вайцзеккером[291], или «поднимаясь» в Австрию — в Вену и Шарнштейн — где доживали свой век некоторые небесполезные «обломки австрийской империи»[292].

Передвигались, большей частью, на автомобиле и без излишней спешки, останавливаясь на ночлег то в сельских гостиницах, то в замках «друзей дома» и дальних родственников. Пили франконский «штайнвайн» — белые вина из долины реки Майн, и, следует отметить, вюрцбургский Hofkeller мог запросто конкурировать с лучшими французскими и итальянскими винами. Впрочем, и пиво здесь было дивное. Даже дамы отдали должное множественности «Францисканеров», «Капузинеров» и прочих «Шпатенов». Ну а о том, чем и как потчевали путешественников в «рыцарских» замках и деревенских харчевнях можно рассказывать долго и со вкусом, но…

— Как полагаешь, Баст, меня не разнесет от этого швабского изобилия? — Спросила Кейт, заявившись к нему в «семейный» номер вместо «законно» ожидаемой Вильды.

— Э… — В данный момент это было единственное, что он мог сказать, глядя, как вошедшая без стука «кузина Кисси», начинает, не мешкая, снимать через голову свое дорожное платье.

— Горячая вода? — Деловито осведомляется женщина, голова которой была все еще скрыта подолом, тогда как все остальное тело — от груди и ниже — уже открыто для обозрения.

— Четверть часа назад была, — беря себя в руки, ответил на вопрос Баст и потянулся за сигаретами. — И я не вижу причин, почему бы ей вдруг исчезнуть.

— Вы, баварцы, — зеленые глаза хитро блеснули из-под подола, и платье было наконец отброшено на спинку кресла. — Слишком шумны и темноволосы. — Еще один «проникающий до печенок» взгляд, и начинается сложновыстроенная пантомима «Освобождение от чулок». — И к тому же католики… Какие же вы немцы? — Левый чулок медленно скользит к тонкой лодыжке, а за глазами Баста следит хитрый, как у Рейнеке-лиса[293], глаз австрийской баронессы. — Скажи, Баст, может быть вы итальянцы?

— И это говорит женщина, девичья фамилия которой Кински? — «Главное не захлебнуться слюной!» — А к стати! Куда ты подевала мою верную супругу?

— У Вильды, видишь ли, разболелась голова. — Самым невинным тоном объяснила Кайзерина и принялась за правый чулок. — Я отправила ее спать в мой номер.

«Она направила… М-да…»

— Как тебе это удается? — Баст был искренне поражен манипулятивными способностями этой женщины.

— Удается. — Взгляд ее на мгновение стал серьезен, но только на мгновение. И не будь Баст тем, кем он был, мог бы и усомниться, «а был ли мальчик?»

«Был». — Твердо решил он, но взгляд красавицы уже изменился, и следующей «жертвой» процесса стала шелковая сорочка.

— Потрешь мне спинку?

— Не стоит. — Покачал головой Баст. — Это же сельская гостиница, Кисси. Ты видела, какого размера здесь ванные комнаты?

— Да? — С сомнением в голосе произнесла Кайзерина и «в задумчивости» расстегнула бюстгальтер. — Тогда, наверное, не надо…

* * *

Зато у Фогельвейзенов — в их «новом доме», поставленном в середине девятнадцатого века близ живописных «руин» принадлежавшего их предкам «разбойничьего логова» — была устроена настоящая «русская баня». Покойный барон служил еще при кайзере в посольстве империи в Петербурге и вывез из России не только меха и серебро, но и стойкую любовь к банным забавам. Во всяком случае, на взгляд Баста, их «ban'ja» выглядела вполне аутентично, но, если он и «потер кому-нибудь спинку», то этим кем-то была его собственная супруга. Не то чтобы Шаунбург возражал, — отношения с Вильдой чем дальше, тем больше становились похожи на «человеческие» — однако Кайзерина к этому времени окончательно заняла в его уме и сердце положение единственного и непререкаемого авторитета. Как так вышло? Он, впрочем, об этом и не задумывался, почти полностью потеряв за прошедшие месяцы способность к рефлексии. Теперь он думал «короче», хотя чувствовал — видит бог — «больше и глубже». Такая вот негегельянская диалектика.