В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать - [101]

1) Внутри СССР впитать в себя возможно больше «контр-революционного элемента», который тем самым попадал под прямое наблюдение и становился почти безвредным, так как он мог быть ликвидирован в любую минуту. В этой «внутренней» области работы «Тресту» ставилась задача стараться находить другие «контр-революционные» организации и при возможности поглотить их, по крайней мере входить с ними в контакт. Этим тоже крайне облегчалось наблюдение ГПУ над этими организациями.

2) Вторая задача «Треста» была войти в сношение с иностранными контр-разведками в целях обнаружения их агентур и, главное, в целях «дезинформации», т. е. снабжения ее заведомо неверными данными, имеющими, однако, характер правдоподобия.

3) Наконец, третья задача «Треста» была «эмиграционная». Ему предписывалось войти в сношение с эмигрантскими «контр-революционными» организациями; дабы тем самым легче следить за ними и, в случае надобности, канализировать работу в желательное ГПУ русло.

Таким образом «Трест» вошел в контакт с одной организацией, имеющей центр в Юго-Славии, а также с другой организацией, центр которой находился в Париже. Помимо этого «Трест» вошел в контакт с некоторыми другими мелкими контр-революционными группами среди эмиграции и даже отдельными лицами (с. 2–3).

В перечислении задач, поставленных чекистским руководством перед «Трестом», автор статьи в целом вторил майским письмам Опперпута в Сегодня. Существенным при этом, однако, было замечание о контактах, установленных «Трестом» с двумя эмигрантскими центрами. Хотя они не названы, ясно, что первым из них был штаб Врангеля, а вторым — Кутепов и его группа. Тем самым вносилась важная поправка в утверждения, казавшиеся общепринятыми и бесспорными, — будто Врангель и «врангелисты» никаких сношений с «Трестом», в отличие от Кутепова, не имели[429]. Сообщив, что сам он был послан в Россию парижской (т. е. кутеповской) организацией, автор заявил, что именно существовавшие в ней сомнения относительно «Треста» и заставили ее поручить автору статьи «и еще некоторым лицам», во-первых, проверить, не причастен ли «Трест» к ГПУ, а во-вторых, работая в контакте с «Трестом», но не выдавая ему всех полученных заданий, некоторые работы вести в секрете от кого бы то ни было из трестовиков. Поэтому, когда «Трест» был ликвидирован, «наша работа» раскрыта ГПУ не была; наоборот, сама эта работа и помогла раскрыть провокацию ГПУ (с. 3).

В связи со скандалом в прессе вокруг шульгинского путешествия и книги Три столицы автор писал:

Относительно поездки в Сов. Россию В. В. Шульгина, о которой так много говорила эмигрантская пресса, я был вполне осведомлен, хотя Шульгин был направлен к «Тресту» не из парижской организации, с которой я был связан, а из Юго-Славии (что видно даже из его книги «Три столицы»). В свете последующих событий, конечно, ясно, что о поездке В. В. Шульгина ГПУ было прекрасно осведомлено, но поспешные выводы некоторых газет о том, что Шульгин исключительно вращался среди чекистов, конечно, столь же неверны, сколько и оскорбительны для тех искренних патриотов, входивших в организацию «Треста», из которых некоторые уже кровью запечатлели верность своим идеалам. Между тем поездка В. В. Шульгина в виду некоторых подробностей еще более усилила наши подозрения, что в среде «Треста» имеются агенты ГПУ. Мы не имели пока точных данных, но некоторые лица вследствие этого, а также вследствие сведений, полученных с другой стороны, стали нам более подозрительны, и мы стали их опасаться и, не показывая виду, еще более законспирировали нашу работу от «Треста». Если поездка Шульгина и создала «рекламу», то во всяком случае не для нас и не для нашего парижского центра (с. 4)[430].

Освещение в статье конфликта внутри «Треста» по поводу вопроса о терроре привносило новые, прежде неизвестные читателям детали:

По отношению к террористической деятельности агенты ГПУ проводили в «Тресте» политику отговаривания эмиграции от этой «нецелесообразной формы борьбы». Однако с начала 1927 года ГПУ почувствовало, что стремление приступить к террористической деятельности среди эмиграции усиливается. Тогда оно решило круто повернуть линию своей политики и приказало своим агентам (показание Опперпута) провоцировать террор, настаивая, однако, на том, чтобы он не принял «анархических форм». Для этого, по мнению агентов ГПУ, надо было стиснуть всю террористическую деятельность эмигрантских организаций к одному центру — «Тресту». Этим простым путем ГПУ получало под свой контроль всех эмигрантских террористов.

Подозрения наши относительно «Треста» усиливались, хотя, по правде сказать, мы тогда еще не воображали, насколько глубоко проникла в «Трест» агентура ГПУ. На удочку вышеупомянутой провокации мы не попались и, наоборот, начали систематически выпутывать своих друзей из сети «Треста» (с. 4).

Статья завершалась рассказом о драматических обстоятельствах бегства Опперпута и нескольких членов кутеповской организации за границу и о привлечении его к боевой деятельности кутеповской группы:

В это время один из видных представителей «Треста», который был нам известен под именем Стауница, сам открыл нам, что его настоящая фамилия Опперпут и что он является агентом и провокатором ГПУ. Опперпут сказал при этом, что причиной его поступка является следующее: ГПУ стало замечать, что в «Тресте» делается какая-то работа, о которой оно не получает осведомления от своих агентов (это была именно та секретная от заправил «Треста» работа, о которой говорилось выше). Так как агенты ГПУ стояли в самом центре «Треста», ГПУ заподозрило, что они — в частности, Опперпут — ему изменяют в пользу «контр-революционеров». От своих доброжелателей в ГПУ Опперпут получил предупреждение, что его собираются «ликвидировать». Это известие понудило Опперпута раскрыть нам карты. Он предложил нам немедленно бежать за границу вместе с ним и при его помощи. Действительно, всем нам, приехавшим из-за границы, за одним исключением, удалось бежать. Один из нас был арестован и впоследствии расстрелян