В тихом омуте - [68]

— А вы не хотите?

Телма криво улыбнулась.

— Не совсем так. Я… садитесь, Ральф. Мне надо уложить малыша, ему пора соснуть часок. — Неловко выбравшись из шезлонга, она подошла к песочнице, где играл мальчик, и протянула к нему руки. — Пойдем, малыш. Оставь пока свой самосвал. Пора немного поспать.

Мальчик испустил довольно вялый протестующий вопль.

— Ну, Гарри, веди себя прилично. У нас гость. Иди, поздоровайся с дядей.

Гарри выполз из песочницы на четвереньках, робко улыбнулся Тьюри и побежал впереди матери в дом, хлопнув решетчатой дверью с сеткой от москитов.

— Я скоро, — сказала Телма. — Он хорошо засыпает днем. Он… Я хотела бы…

Она схватилась рукой за горло, словно пытаясь унять боль от невысказанных слов. Потом повернулась и быстро вошла в дом.

Тьюри гадал, что она хотела сказать: «Он чудесный мальчик… Я хотела бы, чтобы вы ушли и оставили нас в покое… Я хотела бы, чтобы вы не приезжали сюда…»

Из кухни слышались разные звуки: открывалась и закрывалась дверца холодильника, брякали стаканы, жужжал миксер.

— Вот тебе апельсиновый сок, Гарри.

— Я хочу молока.

— Тебе нельзя молоко, дорогой, ты же знаешь, что сказал доктор.

— Я хочу молока.

— А знаешь что, Гарри, когда я была маленькой девочкой, мы не видели столько апельсинов, сколько их видишь ты. Впервые я увидела апельсин на Рождество, и он был такой красивый, что я не стала его есть, как будто он из чистого золота. И я держала его у себя в комнате, мечтая о том дне, когда его съем. Но я так и не съела его, потому что он засох, сморщился и есть его было уже нельзя.

Казалось, сна говорит эти слова не ребенку, а Ральфу, старается что-то объяснить, оправдаться — апельсин из чистого золота, который она сорвала, засох и сморщился.

— Ну, вот, ты и выпил все до дна, молодец. Теперь пойдем в кроватку.

Образы всплывали в сознании Тьюри точно сталкивавшиеся друг с другом пузыри, все они лопались, пока не остался один, четкий и ясный. Фигура в белом. Дежурная сестра отделения травматологии, куда привезли Гарри после аварии, и женщина с заученной улыбкой, в накрахмаленном халате.

Мисс Хатчинс. Он видел ее лишь однажды два года назад. Не думал, не гадал, что снова увидит ее хотя бы в мыслях, не думал, что она, преодолев годы и тысячи миль, вновь предстанет перед ним в дворике за домом Телмы и повторит свои слова о Гарри: он был мертвецки пьян, когда его привезли… анализ крови на содержание алкоголя показал всего одну десятую процента… от такой дозы нормальный человек даже не запьянеет… он, видно, их тех, кто слаб на спиртное».

Но Гарри никогда не был слаб на спиртное, в их компании он держался лучше всех. Еще долго после того, как Уинслоу сползал под стол, Гэлловей блевал, склонившись через перила черного хода чьего-нибудь дома и сам Тьюри впадал в черную меланхолию, Гарри оставался душой компании.

Значит, не был он мертвецки пьян. Притворялся, разыгрывал одну из заранее спланированных и тщательно рассчитанных по времени сцен, в которых играл роль трагической жертвы, чтобы отвлечь внимание от настоящей жертвы — Гэлловея. Все его поступки представляли собой умелую инсценировку, от звонка Телме из Уайертона до его последнего письма о назначении на работу в Боливийскую нефтяную компанию. А доверчивые зрители реагировали на его игру, как ему требовалось. Действие первое: ах, бедный Гарри, какой жестокий удар для такого славного парня! Действие второе: Гарри смело начинает искать новый путь и находит его. Действие третье: Гарри исчезает на нефтепромыслах Боливии.

Да, Боливии. Господи, какими дураками были мы все! Мы ни на минуту не подвергали сомнению ни один из его фарсов. Отречение Телмы от Гарри, его неудачная попытка вернуть ее, настойчивое желание Телмы пробиваться в жизни в одиночку, ее отказ отвечать на его письма, реакция на его «женитьбу» — все это был обман. Мы полагали, что Гарри и Телма все больше удаляются друг от друга, на самом деле они становились все ближе друг к другу, ибо теперь их связывали не только узы любви, но и более сильные узы совместной вины.

Телма вышла из дома. Она надела свитер и сейчас застегивала пуговицы у ворота, как будто вдруг похолодало.

— Я позвонила Гарри. Он едет домой.

— Он на работе?

— Нет. У врача. Он не совсем… здоров. — Перед последним словом она запнулась, потом заспешила, чтобы прикрыть свое секундное замешательство. — Вы прекрасно выглядите Ральф. Как поживает Нэнси? А девочки? Они все приехали с вами?

— Нет. Они проводят лето в охотничьем домике.

— Ах, охотничий домик, как далеко до него и как давно все это было. — Она села в зеленое парусиновое кресло-качалку и начала раскачиваться, как ребенок, словно в этом качании находила особое удовольствие. — Вы проделали такой путь, чтобы найти Гарри и меня?

— Только вас.

— Вы не надеялись найти и Гарри?

— Нет, — сказал Тьюри, слегка краснея. — Я думал… мы все думали, он в Боливии.

— Естественно. — Голос ее звучал серьезно, но в глазах на мгновенье засветилась насмешка. — Опять же эта мысль принадлежала Гарри. Он ведь очень… у него богатое воображение.

Снова она запнулась перед последними словами, как будто у нее на уме были и другие фразы, более вредные и менее точные, которые, однако, ее внутренний цензор не пропустил. Она, должно быть, поняла, что ее запинка подстегнула любопытство Тьюри, так как добавила в виде объяснения: