В тихом омуте - [10]

— Кажется, да.

— Верх был поднят или опущен?

— По-моему, опущен. Да, конечно, опущен. Я теперь вспоминаю, что когда у окна махала ему на прощанье, подумала, как бы он не простудился от завихрения встречного воздуха у него на затылке. Ведь он жаловался, что неважно себя чувствует.

— Еще бы!

— Да нет. Он жаловался на нездоровье, до того как я ему сказала про ребенка. Я вижу, Ральф, вы сегодня в прескверном настроении.

— Отчего бы это?

— В конце-то концов, вы не на собственных похоронах.

Гарри медленно, но неуклонно шел прямо к телефонной кабине и, подойдя, распахнул ее дверцу, хоть Тьюри и старался одной рукой удержать ее.

— Дай мне поговорить с ней.

Тьюри сказал в трубку:

— Телма, подошел Гарри. Он хочет поговорить с вами.

— А я не хочу с ним говорить. Мне нечего ему сказать.

— Но…

— Скажите ему правду или сочините что-нибудь, мне все равно. Я сейчас повешу трубку, Ральф. А если мой телефон снова зазвонит, я не отвечу.

— Подождите, Телма.

В трубке щелкнуло, это был безусловно конец разговора.

— Она повесила трубку, — сказал Тьюри.

— Почему?

— Не расположена к беседе, как я понимаю. Не беспокойся об этом, старина. Женщины становятся очень капризными при…

— Я хочу перезвонить ей.

— Она сказала, что не снимет трубку.

— Я лучше тебя знаю Телму, — вяло улыбнулся Гарри. — Она не выдержит, если телефон зазвонит.

И они снова поменялись местами, Гарри набрал номер миссис Гарри Брим в Вестоне.

Телефонистка дала телефону прозвонить раз двенадцать, потом обратилась к Гарри:

— Очень жаль, сэр, но ваш номер не отвечает. Может быть, попробовать ещё раз минут через двадцать?

— Нет, спасибо. — Гарри вышел из кабины, вытирая лоб рукавом рыболовной куртки. — Ничего не понимаю, черт побери. В чем дело? В чем я-то провинился?

— Ни в чем. Поедем обратно в охотничий домик и выпьем.

— О чем ты так долго говорил с Телмой?

— О жизни, — ответил Тьюри. И это была святая правда.

— О жизни? В три часа утра по междугородному телефону?

— Телме захотелось поговорить. Ты же знаешь женщин, иногда им надо облегчить душу, выговорившись перед кем-то посторонним. Телма была в возбужденном состоянии.

— Она всегда может рассчитывать на то, что я ее пойму.

— Надеюсь, это так, — мягко сказал Тьюри. — Дай Бог, чтоб так оно и было.

— Меня просто убивает эта неопределенность. Почему бы ей не поговорить со мной? Почему она без конца повторяет имя Рона?

— Она хорошо относится к Рону и беспокоится о нем. Разве мы все не испытываем такого же беспокойства?

— Мой Бог, конечно! Рон — мой лучший друг. Я как-то спас его, когда он тонул, еще в школьные времена, я рассказывал тебе об этом?

— Да, — ответил Тьюри не потому, что так оно и было, а потому, что устал от иронии судьбы и не мог проглотить еще один ее фокус, в глотке у него пересохло и саднило. — Поехали, Гарри, судя по твоему виду, тебе обязательно нужно выпить.

— А может, мне лучше переночевать в этом городке, снять номер, поспать часок-другой, а потом все же попробовать дозвониться до Телмы?

— Оставь ты ее в покое на какое-то время. Дай ей прийти в себя.

— Возможно, ты и прав. Надеюсь, она вспомнит про оранжевые таблетки, которые я ей оставил. Они прекрасно снимают напряжение. Говорят, с их помощью папа римский избавился от икоты, которая мешала ему произносить речи.

Тут Тьюри почувствовал солидарность с Телмой и осудил Гарри. Его так и подмывало сказать, что недомогание Телмы не имеет ничего общего с икотой, и ей не помогут ни оранжевые, ни синие, ни розовые таблетки.

— Здесь нам больше делать нечего, — только и сказал он. — Вот разве что сообщить в полицию, что Рон исчез.

— А может, он уже объявился. Вполне вероятно, что, когда мы возвратимся в охотничий домик, он уже будет там. Ты со мной не согласен?

— Вполне возможно.

«Но не очень-то вероятно, — добавил Тьюри про себя. — Будь я в шкуре Рона, мне меньше всего на свете хотелось бы заявиться в охотничий домик и повстречаться с Гарри. Рон мог остановиться на ночь в гостинице. Мог уехать в свой коттедж в Кингсвилле. А может, катает по дорогам вкруговую, как он не раз делал, удирая от ссоры с Эстер. Рон терпеть не может сцен, от любой размолвки он страдает, можно сказать, физически. Как-то раз мы с Биллом Уинслоу заспорили о политике, и Рон просто-напросто исчез, а потом Эстер нашла его за живой изгородью из самшита, его рвало».

Гарри посмотрел на часы, и одного этого взгляда было достаточно для того, чтобы он широко зевнул, так что на глазах его выступили слезы.

— Бог ты мой, уже четыре часа!

— Вот я и говорю.

— Через час-другой ребята начнут вставать и рваться туда или сюда. Ты не думаешь, что нам надо поскорей вернуться?

— Я давно, с тобой согласен.

— Ей-богу, Ральф, ты что-то знаешь, верно? Я теперь чувствую себя гораздо лучше. Намного, намного лучше. Не могу точно определить, что ты сказал или сделал, но ты заставил меня по-иному взглянуть на многие вещи.

Тьюри выдавил из себя подобие улыбки.

— Ну и прекрасно.

— Да, достопочтенный сэр, вы заставили меня взглянуть на дело под другим углом. Ну что мы так беспокоимся о двух совершенно взрослых людях — Роне и Телме? В конце-то концов, ни один из них не наделает глупостей.