В тихом омуте - [13]

– История города?

Таунсенд резко выдохнул.

– Вроде того. Ее личная трактовка событий. Вполне определенных. Ее… ви́дение их. Как я уже говорил, не всем местным это нравилось. Как бы то ни было, у нас есть экземпляры того, что она успела написать. Констебль передаст вам один из них. Попросите Келли Бьюкен – она в помещении при входе. Дело в том, что один из случаев, описанных в книге, был о Кэти Уиттакер, покончившей с собой в июне. Кэти была близкой подругой Лины Эбботт, а Луиза, ее мать, дружила с Нел. Затем они поссорились, судя по всему из-за того, чем занималась Нел, а когда Кэти умерла…

– Луиза винила в этом ее, – закончила я. – Она считает, что это ее вина.

– Да, – кивнул он.

– Тогда мне надо пойти и поговорить с ней, с этой Луизой.

– Нет, – отрезал он, не сводя глаз с экрана. – Я сам поговорю с ней. Я ее знаю. Мне было поручено вести расследование смерти ее дочери. – Он снова надолго замолчал.

Поскольку он не отпустил меня, я в конце концов заговорила первой:

– А имелись подозрения, что к смерти Кэти кто-то причастен?

Таунсенд покачал головой:

– Никаких. Нам не удалось найти вразумительной причины, толкнувшей ее на самоубийство, но вы не хуже меня знаете, что ее может и не быть. Во всяком случае, понятной тем, кто остался жить. Но она оставила прощальную записку. – Он провел рукой по глазам. – Ужасная трагедия.

– Выходит, в этом году на реке погибли две женщины? – удивилась я. – Две женщины, которые знали друг друга и общались…

Инспектор молчал и не смотрел на меня, я даже не была уверена, что он слушает.

– И сколько там погибло женщин? Я имею в виду, в общей сложности?

– За какой период? – поинтересовался он, снова качая головой. – Как далеко в прошлое вы хотите заглянуть?

Как я уже сказала, все это было чертовски странно.

Джулс

Я всегда тебя немного боялась. Ты это знала, тебе это нравилось, нравилась власть, которой ты обладала, держа меня в страхе. Думаю, что, несмотря на обстоятельства, сегодняшний день тебя бы порадовал.

Меня попросили опознать твое тело – Лина вызвалась съездить сама, но ей не разрешили, так что мне пришлось согласиться. Потому что больше некому. Несмотря на то что я не хотела тебя видеть, я знала, что должна была это сделать, поскольку увидеть тебя было лучше, чем представлять, – воображаемые ужасы всегда страшнее реальности. И мне надо было тебя увидеть, потому что мы обе знали: я не поверю, не смогу поверить, что тебя больше нет, пока не увижу твое тело собственными глазами.

Ты лежала на каталке в центре холодной комнаты, накрытая светло-зеленой простыней. Там находился молодой человек в медицинском костюме, он кивнул нам с детективом Морган, и та кивнула в ответ. Когда он потянулся, чтобы откинуть простыню, я задержала дыхание. Так страшно мне не было с детства.

Я ждала, что ты на меня набросишься. Но этого не произошло. Ты лежала неподвижно и была очень красивой. Твое лицо всегда отличалось выразительностью, выражая радость или злость, и даже сейчас в его чертах это легко угадывалось. Да, ты осталась прежней и такой же красивой, и потом вдруг до меня дошло: ты прыгнула с обрыва.

Как это – ты прыгнула с обрыва?!

Ты прыгнула с обрыва?!

Этого не может быть! Ты бы ни за что не стала прыгать вниз, если бы хотела покончить с собой. Ты сама мне рассказывала. Говорила, что скала для этого недостаточно высока. От ее вершины до воды всего пятьдесят пять метров, и при падении можно выжить. Говорила, что если действительно ищешь смерти, то делать все надо наверняка. Бросаться головой вниз. Если кто-то окончательно решил расстаться с жизнью, ему надо не прыгать, а нырять.

А если есть сомнения, то зачем вообще об этом думать? Не надо быть размазней, говорила ты. Таких никто не любит.

При падении можно выжить, но можно и погибнуть. В конце концов, вот ты лежишь здесь, и ты не бросилась вниз головой. Ты просто шагнула, ударилась о воду ногами, и теперь лежишь мертвая с переломанными конечностями и позвоночником. Что это значит, Нел? Что в последний момент у тебя сдали нервы? (На тебя это совсем не похоже.) Не решилась броситься вниз головой, чтобы не разбить свое красивое лицо? (Ты всегда была очень тщеславной.) У меня просто не укладывалось в голове. На тебя совсем не похоже делать то, чего ты не собиралась, и нарушить свои планы.

(Лина сказала, что в этом нет ничего удивительного, но что она может знать?)

Я взяла тебя за руку, и она показалась мне чужой. Не потому, что была холодной, но я не узнавала ее на ощупь. Когда я в последний раз держала тебя за руку? Наверное, когда ты взяла мою на похоронах мамы? Я помню, как отвернулась от тебя и посмотрела на папу. Я помню выражение твоего лица. (А чего ты ждала?) Сердце у меня окаменело, и его биение стало похожим на скорбный стук барабана.

– Извините, но вам нельзя ее трогать, – произнес кто-то.

Над головой гудели лампы, подчеркивая матовую бледность твоей кожи на фоне стальной каталки. Я приложила большой палец к твоему лбу и провела им по щеке.

– Пожалуйста, не трогайте ее, – повторила стоявшая позади детектив Морган. Я слышала гул ламп и ее ровное и мерное дыхание.

– А где ее вещи? – спросила я. – Одежда, в которой она была, и украшения?