В тени трона - [61]

На кофейном столике стояли остатки завтрака и дымилась кружка свежего голубого чая. В камине, заботливо растопленном Стасей перед уходом, пылал огонь.

Обхватив кружку обеими руками, я вдыхала пряный аромат, пока не заслезились глаза. Сладкий запах гвоздики напомнил мне лучшие дни, путешествия далеко на север, где можно было утонуть в сугробе с головой, где мы с сестрами дни напролет играли в снегу и, возвращаясь домой, грелись у огня.

Я поставила чашку на изящный стеклянный столик, заметив с отстраненным изумлением, что моя рука дрожит. Слова «дьявольски трудная» крайне бледно описывали ситуацию, в которой я оказалась. «Смертельная ловушка» – вот это было ближе к истине, и способа выбраться из этой ловушки я пока что не видела.

С прошлой недели мысли мои были заняты внезапным просветлением матери, ее отчаянной мольбой. Я внимательно изучила отчеты доктора Сатир, пытаясь найти хоть какое-то объяснение своим неотвязным сомнениям. Причин сомневаться не было, и это было самое непонятное.

Из бесед с Кларой и адмиралом, а также из информации, ежедневно доставляемой Альбой, было ясно: Империя в беде. Недовольство и мятежи после смерти сестер только усилились. А вот после моего прибытия и в преддверии праздников все несколько успокоилось, как будто вся Империя, затаив дыхание, ждала, что я буду делать.

Спор с матерью, требовавшей от меня родить дочь, положения отнюдь не упрощал. Несмотря на все усилия Клары, мать продолжала настаивать на том, что официальным посредником между главами трех советов является Ганда. Не разобравшись с этим, я не могла встретиться с Советом матриархов, чтобы он одобрил меня как наследницу. А это означало, что, хотя мой рейтинг в обществе после покушения взлетел ввысь, во дворце даже коты матери имели большее влияние.

Они могли хотя бы выходить наружу, когда им захочется.

Не разрешив эту проблему, нечего было и думать об укреплении своих позиций. Конечно, я могла бы просто прийти на какое-нибудь совещание и посмотреть, что из этого выйдет, но у меня не было уверенности, что открытое столкновение с матерью – это самая лучшая идея. Что бы обо мне ни думали, за все эти годы я научилась кое-какой дипломатии.

Мое раздраженное шипение смешалось с потрескиванием огня в камине, и я поднялась, чтобы размять ноги. Открыто бороться с матерью за власть я не собиралась – дела и без того были достаточно плохи. Оставалось ждать, когда ей снова придет в голову мысль отречься от трона.

Но выходить замуж я тоже не собиралась. Я слишком любила Портиса и, хотя официально мы не состояли в браке, не могла просто взять и выйти замуж за совершенно чужого человека. От самой мысли об этом мне становилось плохо. Вот и сейчас кольнуло в сердце…

В этом-то и была загвоздка. Мне не хотелось забывать Портиса. Не хотелось выходить замуж за кого-то другого и рожать от него ребенка, будто какая-то треклятая священная корова.

Даже если бы могла…

И вдруг меня осенила идея – одновременно жуткая и совершенная. Я прижала руку к животу и опустилась на пол, про себя попросив прощения у мертвого за то, что использую его любовь в качестве отговорки.

Лежала я недолго. Кто-нибудь из телохранителей мог заметить изменения моих жизненных показателей и прийти поинтересоваться, что происходит. Лучше было двигаться, идти в наступление. Я встала, подобрала золотые юбки и вышла в гостиную.

– Идемте, ребята. Мне нужно поговорить с матерью.

Зин был уже на ногах – видимо, как раз собирался пойти и проверить, что со мной, – но даже он с трудом догнал меня в коридоре. Выйдя из своих комнат, я направилась к покоям матери.

Дойдя до охраны у дверей, я присела в реверансе и сказала:

– Принцесса Хейлими просит ее величество об аудиенции.

Наступила пауза. Мою просьбу передали внутрь и получили ответ.

– Просьба удовлетворена, ваше высочество. Пожалуйста, входите.

Я благодарно кивнула. Наверняка это послужило предметом массы сплетен в те полминуты, что я шла к дверям в спальню матери.

У дверей с недовольной миной на лице стоял Биал.

– Ваше высочество?

– Мне нужно поговорить с матерью о свадьбе. Как она?

Зин не вздохнул, но я отметила, как он напрягся. Биал поднял бровь, открыл дверь и собрался проводить меня внутрь.

– Пожалуйста, Биал, оставьте нас наедине. – Я неловко улыбнулась. – Это семейное дело.

– Конечно, ваше высочество.

Хорошо, что за состоянием моего организма могли следить только мои телохранители, а Биал не мог знать, как колотится мое сердце, пока я шла мимо него и закрывала за собой дверь.

– Что случилось, Хейлими?

Мать все еще была в ночной рубашке. В свете утра ее кожа казалась тоньше бумаги.

– Мама?

То был хладнокровный расчет – мой голос звучал так, будто маленькая девочка дрожащим голосом зовет маму. Я рассчитывала, что благодаря неустойчивости психики она легче поверит в мою ложь.

Ее надменный вид тут же растаял. Мать улыбнулась, и я почувствовала себя дважды проклятой, но, наступив на горло и чувству вины, и гордости, опустилась перед матерью на колени. На глаза навернулись слезы – самые настоящие. Мать склонила голову набок и нахмурилась:

– Что с тобой, дитя мое?

– Мама, я не могу выйти замуж. – Лицо матери тут же окаменело, и я заговорила быстрее. – Не могу. Я уже замужем – за Портисом.