В тени старой шелковицы - [20]

Шрифт
Интервал

Роза опустилась на колени. Что-то зашептала земле, нежно перебирала траву, накручивая травинки вокруг пальцев, как Гришкины кудряшки. Легла на холм, целовала его, гладила, растянув руки. Маруся звала ее, Роза не слышала.

Маруся ушла домой.

Двое суток Роза провела на холме, пела колыбельные и гладила землю. А на третий день пошла в горсовет и оформила Марусе дарственную на дом. Больше в Смелу Роза не приезжала.

Никогда.

И Богу она больше никогда не молилась.


В 1942 году Дима пошел в штрафбат. Выжил. Закончил войну на Дальнем Востоке, вернулся в Ленинград к жене. В 1946 году Роза родила дочку Лорочку, Ларису. Жили Кольницкие тихо, на копейки. Роза работала в Военно-морском музее, Дима – сторожем в пароходстве. Летом сорок пятого где-то в тайге его укусил энцефалитный клещ, и он стал инвалидом – всю жизнь его мучили страшные головные боли.

У Розы тоже с головой было нехорошо. И хотя она стала очень спокойная, почти неживая, все понимали: Роза Кольницкая – тихая сумасшедшая. Иногда с приступами.

Она действительно сошла с ума. Еще тогда, в Смеле.

В победном сорок пятом году.

И она была благодарна Альцгеймеру, который через полвека все-таки накрыл ее беспамятством, как одеялом…

22 июня

Днем в субботу зазвонил телефон.

– Да? – Ольга поднялась с дивана, доплелась до коридора. Ее шатало. В глазах потемнело, и Оля прислонилась к стене.

– Оленька, разбудил? Прости, прости, – голос Соломона вздохнул в телефонной трубке.

– Да ничего, я лежу просто. Мутит.

– Меня вызывают в Москву, в наркомат. Едем сегодня вечером, на перекладных.

– Я не могу…

– Это не обсуждается. Собирай вещи. Я тебя одну в таком состоянии не оставлю, даже не думай. Наверное, подарков нужно каких-нибудь родителям, фруктов, может? Черешни, клубники? Подумай, ладно? Может, сходишь на рынок? Но много не тащи, запрещаю. Так, чисто символически.

– Чисто символически я хочу остаться, – Оле совершенно не хотелось тащиться в Москву. Она, конечно, соскучилась по своим, особенно по маме и Сарре. Но уж больно мутило.

Наврала врачиха, что токсикоз должен вот-вот закончиться, мол, первый триместр позади… Не заканчивался, только хуже становилось. Оксана, жена соседа, говорила, что еще ноги могут отекать, поэтому пить надо поменьше. Но если еще и пить поменьше, вообще можно с катушек слететь, а это в Олины планы не входило. Есть она ничего не могла – ее тут же рвало. Спать не могла – голова кружилась от духоты, хотя окно теперь было открыто сутки напролет.

Оля готовила мужу еду наспех, кое-как, ставя рядом помойный таз и каждые пять минут склоняясь над ним. Стоять долго возле керосинки тоже не могла, время от времени тяжело плюхалась на табуретку около распахнутого окна.

Утешало только, что в прошлый раз ее вообще не тошнило, а вон как плохо все закончилось. Значит, сейчас должно быть наоборот. Тогда она летала, как птичка, из Егорьевска, порхала над примусом, стирала даже. А сейчас три раза потрет мужнину рубашку о доску – и вся мокрая становится как мышь.

И вот здрасте, едем в Москву. Хотя, может, и правда к маме?

Может, от маминой еды меня не замутит? Почему-то вспомнилась мамина фаршированная рыба. Дурнота тут же подступила к горлу. Нет, замутит.

Сама Оля уже научилась неплохо готовить, и Хоцы даже приглашали к себе друзей – особенно удался Оле домашний банкет по поводу Соломоновой премии за первый квартал. Борщ с пампушками, голубцы, пироги с курагой… Капуста квашеная, яблоки моченые, варенички с картошкой… Мама была бы довольна, очень. Все веселились, песни пели… Мойша пришел с женой, сосед, простой рабочий завода был, но Соломон с ним дружил. Они так красиво на два голоса пели «А идише мамо…» Оля вспоминала Шейну и плакала.

Кажется, в те дни Оля и забеременела.

Они приехали в Ворошиловград в ноябре 1940-го. Приказом наркома Соломон был назначен главным бухгалтером Ворошиловградского паровозостроительного завода имени Октябрьской революции. Завод этот занимал огромную территорию, от цеха к цеху на паровозике катались. Прежнего главбуха посадили, и Соломон приехал из Москвы на его место. Ему дали отдельную двухкомнатную квартиру в пятиэтажном доме заводского поселка. Там и свой клуб был, кино привозили иногда, даже артисты московские выступали.

Никаких провалов в прежней работе бухгалтерии Соломон не нашел. Дела не были запущены, хотя и велись по старинке. Говорили, что старый главбух оказался троцкистом и английским шпионом. Надо же… Соломон не был членом партии, из иностранных языков знал только идиш, поэтому был уверен, что к нему никаких претензий вообще быть не может.

Не то чтобы Соломон Яковлевич Хоц был самым смелым человеком в Ворошиловграде. Или самым глупым.

Он был математик и шахматист, которому судьба вручила гроссбух. И он выдумывал новые математические модели для бухучета и считал баланс, следуя шахматным принципам.

На Ворошиловградском паровозостроительном Соломон ввел новый, более быстрый способ ведения учета, а значит, и сроки выполнения бухгалтерских работ тоже заметно уменьшились – за это бухгалтерия завода получила премию за первый квартал 1941 года. В ноябре приехали – и в начале апреля уже премия. Соломона, умницу, толкового мужика, зауважали. «Сёма! Ты – ничего мужик, голова. Хоть и еврей. Давай выпьем!»


Рекомендуем почитать
Дневник Гуантанамо

Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.


Хронограф 09 1988

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Операция „Тевтонский меч“

Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Гранд-отель «Бездна». Биография Франкфуртской школы

Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.


Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны

Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.


Книжные воры

10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.


Крестьянин и тинейджер

С каждым новым романом превосходный стилист, мудрец и психолог Андрей Дмитриев («Закрытая книга», «Дорога обратно», «Поворот реки», «Бухта радости») сокращает дистанцию между своими придуманными героями и реальными современниками. В «Крестьянине и тинейджере» он их столкнул, можно сказать, вплотную – впечатление такое, что одного («тинейджера») только что повстречал на веселой Болотной площади, а другого («крестьянина») – в хмурой толпе у курской электрички. «Два одиноких человека из параллельных социальных миров должны зажечься чужим опытом и засиять светом правды.


Мраморный лебедь

В «Мраморном лебеде» причудливо переплетаются три линии. Первая – послевоенное детство, мучительные отношения в семье, молодость, связанная с карикатурно-мрачным Тартуским филфаком, где правит Ю. М. Лотман, рассказ о дружбе с Довлатовым и другими… Вторая линия – сюрреалистические новеллы, родившиеся из реальных событий. И третья – особый взгляд на те великие произведения литературы, которые более всего повлияли на автора. Всё вместе – портрет эпохи и одновременно – портрет писателя, чья жизнь неизбежно строится по законам его творчества.