В тени старой шелковицы - [21]

Шрифт
Интервал

Соломон не обижался, наоборот – веселился, хохотал. Иногда немного выпивал с Прохором – тот был инженером, и они семьями ходили в театр или в заводской клуб. Ксанка, Прошкина жена, очень уважала культурные мероприятия: нарядится в креп-де-флеровое платье, кудельки на папильотки с ночи накрутит, губки бантиком – красавица, всем видно.

Оля убирала тяжелую косу в пучок на затылке, надевала белую рубашку, на нее – сарафан праздничный, мама сшила, – и чуть-чуть капала духи. За ушки.

Соломону казалось – ничего красивей он в жизни не видал. На легкий Прошкин антисемитизм искренне не обращал внимания: социализм уравнял евреев и погромщиков, и с математической точки зрения это было правильно.

В июне 1941 года Соломон Хоц был совершенно счастлив. У него было море работы, которую он сделал для себя увлекательней любой шахматной партии, и Олечка.

О предупреждении московских врачей Соломон приказал себе не вспоминать. Жизнь продолжается, что было – то ушло. Всё. Забыли. Отец говорит, что так учит Тора, а отец – лучший талмудист Москвы.

…Оля положила телефонную трубку и огляделась. Хватит валяться, в самом деле. Миллионы женщин ходят беременными на работу, по дому возятся, а я развалилась на части и страдаю.

Что там сказал Соломон? На рынок, за черешней?

Отличная идея.

Оля взяла корзинку, деньги, и отправилась на улицу Ленина, центральную улицу Ворошиловграда. На этой улице стояли высокие дома – аж в три, четыре этажа, магазины, парк, театр и рынок. На рынке торговали колхозники и сами городские жители: кроме улицы Ленина, город состоял из маленьких одноэтажных домиков, с садиками. А в садах – абрикосы, груши, сливы, яблони… Сейчас наступил сезон черешни и клубники, значит, и на рынке эти ягоды должны быть.

Оля любила ходить по рынку. Раньше.

Сейчас от запахов мутило.

Но ничего. Выдержу. Пошло все к черту.


Они еле влезли в поезд: Оля с корзинкой карабкалась вверх, в вагон, Соломон одной рукой подталкивал ее сзади, в другой крепко держал чемодан: две рубашки, пара трусов, Олино барахлишко, главное – папка с бумагами. Сонная проводница довела до купе: ваши места, товарищи. Следующая остановка Софьино-Бродское, в двенадцать дня. Можете поспать пока.

Из-под полки несло чем-то кислым, показалось, что на верхней спать лучше, и воздуху больше, но Соломон побоялся, что Оля свалится оттуда. Да и до туалета бегать удобней, когда спишь внизу, – тошнит же все время. Ничего, завтра к вечеру будем в Москве, потерпи.

Оля покорно легла вниз. Она так устала: сначала безумные сборы, потом поезд, потом четыре часа на вокзале на перевалочной станции, потом – еще полчаса на перроне, сидя на чемодане, в ожидании следующего паровоза, Сталино – Москва… Спать, спать…

Боже, как душно.

Плевать. Не сдохну. Я к маме еду.

У Оли даже слезы выступили на глазах: она поняла вдруг, до чего ж соскучилась по своим. И хорошо, что черешню везем, Соломон отлично придумал. Умница моя.

В двенадцать, как и обещала проводница, остановились в Софьино. У станции был большой базар, и пассажиры вывалились из вагона прикупить картошечки, семечек, огурчиков соленых. Оля с мужем тоже вышла, подышать, размять ноги. Хорошо-то как…

На вокзальной площади толпился народ. Хоцы подошли.

Черная тарелка громкоговорителя на столбе. Голос Молотова. Бабы стоят, мужики. Замерли. Оля замечает, как мальчишка хватает пару моченых яблок и удирает прочь. Баба-торговка не обращает внимания. Похоже, она глуховата: у нее сосредоточенное туповатое лицо, она напряженно прислушивается. Смотрит на соседа – она правильно поняла? Война?

У мужика черное лицо. Значит, правильно. Война.

Война.

Соломон все же купил хлеба, картошки и домашней колбасы. У него жена беременная, ее кормить нужно. Купил еще кружку молока, заставил Олю выпить. Ее тут же вывернуло.

Они вошли в вагон и молча сели на Олину полку. Рядом. Взялись за руки. Олю трясло. Соломон обнял ее и замер. Поезд стоял еще три часа, потом тихо тронулся с места.

Вместо оставшихся нескольких часов пути ехали несколько дней. На каждом полустанке поезд останавливался. И на каждом переезде. Два часа едет – час стоит. Никто из пассажиров не жаловался и не возмущался. Сидели каждый в своем купе с почерневшими лицами, молча. И слушали вой, просачивающийся в вагон снаружи на каждой остановке. Выли бабы, выкрикивали имена сыновей старухи, надрывались и хрипели дети. Мужчины уходили на фронт.

Из окон поезда были видны эти проводы, эти похороны заживо. Толпы баб, дети на руках, плачущие старики.

22 июня от ужаса Олю перестало тошнить. Она ехала в вонючем поезде, в душном вагоне и ничего не хотела, только держать мужа за руку. Он иногда выходил на полустанках, за водой или за хлебом, и она тогда замирала, и паника вместе с бабьим воем вползала в нее, заполняя ее всю, от макушки до налившихся свинцом ступней.

В Москву поезд пришел вечером 24 июня. Вконец измученные, Оля с Соломоном ввалились в квартиру на Некрасовской. Шейна вскрикнула – и, сразу поняв все, обхватила Олю и повела, уложила на диван. Разула, положила под ноги подушку, накрыла пледом. Принесла чай, крепкий, сладкий. И вернулась к окнам: взгромоздившись на стремянку, Шейна плотно прилаживала к шторным карнизам старые одеяла. К ночи город должен был погружаться во тьму.


Рекомендуем почитать
Дневник Гуантанамо

Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.


Хронограф 09 1988

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Операция „Тевтонский меч“

Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Гранд-отель «Бездна». Биография Франкфуртской школы

Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.


Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны

Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.


Книжные воры

10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.


Крестьянин и тинейджер

С каждым новым романом превосходный стилист, мудрец и психолог Андрей Дмитриев («Закрытая книга», «Дорога обратно», «Поворот реки», «Бухта радости») сокращает дистанцию между своими придуманными героями и реальными современниками. В «Крестьянине и тинейджере» он их столкнул, можно сказать, вплотную – впечатление такое, что одного («тинейджера») только что повстречал на веселой Болотной площади, а другого («крестьянина») – в хмурой толпе у курской электрички. «Два одиноких человека из параллельных социальных миров должны зажечься чужим опытом и засиять светом правды.


Мраморный лебедь

В «Мраморном лебеде» причудливо переплетаются три линии. Первая – послевоенное детство, мучительные отношения в семье, молодость, связанная с карикатурно-мрачным Тартуским филфаком, где правит Ю. М. Лотман, рассказ о дружбе с Довлатовым и другими… Вторая линия – сюрреалистические новеллы, родившиеся из реальных событий. И третья – особый взгляд на те великие произведения литературы, которые более всего повлияли на автора. Всё вместе – портрет эпохи и одновременно – портрет писателя, чья жизнь неизбежно строится по законам его творчества.