В тени побед - [87]

– Нам нужно записать имена и все данные. Надеюсь, среди них нет тяжелораненых!

– Нет, ранения конечностей навылет. Однако раны обезображены струпьями от ожогов и сильно гноятся.

– Какая удивительная наглость! Как вы думаете, коллега, что бы с нами сделали, если бы мы позволяли себе нечто подобное?

Из документов однозначно следует, что раны действительно были подвергнуты прижиганию после официального запрета.

– Похоже, теперь подполковнику Паукеру не поздоровится!

– Надеюсь!

– Я должен немедленно сообщить об этом в инспекцию. Вы тоже сделайте, пожалуйста, официальное сообщение. Если что, сошлитесь на меня.

– Ясно, профессор.

Грязевая блокада

Я собирался добраться до госпиталей в Старой Руссе и Заболотье на машине, однако из этой затеи ничего не вышло. Дороги совершенно развезло, проехать просто невозможно. Ни один автомобиль не может пробраться туда. Поэтому я решаю ехать по железной дороге.

На сей раз Густель вынужден возвращаться в Порхов без меня. Мы еще не знаем, что это окончательная разлука. Густель вместе со многими другими попадает в войсковую часть. Для меня это тяжелый удар. Я стараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы отменить приказ, но напрасно. Ни у одного «главного» больше нет собственного автомобиля и водителя. Как же мне не хватает Густеля, мы так привыкли друг к другу. На него всегда можно было положиться.

В 16 часов отъезжает поезд. Ночью он ползет со скоростью десять километров в час. Этот участок пути просматривается русскими, к тому же находится под постоянным прицелом, из-за чего проехать по нему можно только ночью. В три часа утра поезд останавливается на запасном вокзале за чертой города. Русские обстреливают всю территорию тяжелым артиллерийским огнем. По ясному звездному небу скользит бомбардировщик: он кружит над нами, без разбора сбрасывая бомбы. Под покровом темноты я вылезаю из теплушки и по рельсам бегу по направлению к городу, к тому госпиталю, который в данный момент стал главным пунктом по оказанию помощи раненым. С тех пор как началось наступление группы Зейдлица, врачи этого госпиталя работали круглосуточно и оказали помощь 1550 раненым – невиданное достижение. Только теперь становится очевидным безрадостное положение. Все пути, ведущие к полевому госпиталю в Заболотье, который раньше нес ответственность за лечение раненых, заблокированы грязью и наводнениями. Ни по одной улице, ни по одной дороге уже не проехать. Только до самой Старой Руссы еще как-то можно довезти раненых на телегах или санях, прицепленных к трактору. Любой другой транспорт неизбежно застревает в грязной жиже или попадает в воронки.

Машины для перевозки раненых выходят из строя. Многочисленные пациенты вынуждены оставаться в дивизионных медицинских пунктах и в полевых госпиталях, куда их доставили, – так же как и осенью 1941 года. Это значит, что примерно две трети медицинского состава выпадает из работы.

В Старой Руссе обосновался корпусной врач, ответственный за этот участок фронта. Он предлагает мне вместе с ним навестить медицинские пункты егерской дивизии, расположившейся в лесах на участке реки Реди.

– С удовольствием, господин полковник, но как туда добраться?

– Я раздобыл гусеничный трактор, – с хитрым видом отвечает он, – своего рода открытый вездеход с цепным приводом. На нем мы уж точно проедем.

На следующее утро мы встречаемся и отправляемся в направлении Учно. Дорога в невообразимом состоянии, напоминает одну большую грязевую ванну. К тому же она усеяна воронками, доверху наполненными мутной водой: их глубину невозможно определить на глаз. Водителю приходится быть предельно внимательным и использовать все свое мастерство, чтобы проскочить. Выбирая путь, он затейливым зигзагом объезжает огромные ямы. На окраине Старой Руссы мы пробираемся по участку дороги, который просматривается русскими. В перелеске спрятаны их танки, которые время от времени выезжают и неожиданно обстреливают трассу. Едва наш трактор миновал последние развалины города, разорванные деревья парка и обрушившиеся избы, как тут же русский танк или противотанковая пушка немедленно открыл по нему прицельный огонь. На расстоянии двух-трех километров от нас, на краю леса, видна вспышка. Затем вылетает граната – до того, как раздастся звук выстрела. Какое свинство! Первый снаряд ложится еще совсем далеко от цели. Второй и третий уже ближе, прямо совсем рядом – даже как-то неловко. Эти парни будут палить до тех пор, пока не попадут.

– Дружище, – кричу я водителю, – давай пошевеливайся, иначе следующий выстрел угодит прямиком в нашу колымагу.

Но разве можно прибавить скорость на гусеничном тракторе? Больше, чем есть, все равно не выжать. Хорошо еще, что водитель умудряется не угодить в воронку, лавируя между ямами с мастерством жонглера.

Вдруг прямо за нами в дорогу попадает снаряд. Нас высоко подбрасывает и обдает грязью и мутной жижей. Удивительно, что с трактором и седоками по-прежнему ничего не случилось. Машина ползет дальше, продираясь сквозь толстый слой ила.

Теперь, думаю я, эти собаки как раз заряжают пушку и наводят прицел.

Следующий снаряд взрывается прямо перед нами под откосом дороги. Мы снова чуть не угодили в мутный водосточный желоб, но снаряд слишком глубоко проник в мягкую землю и не причинил никакого вреда.