В тени побед - [110]
Рабочие уже наготове и ждут меня. Я подхожу к ним и говорю:
– Послушайте-ка! Здесь, как вы знаете, лежат наши товарищи, более ста человек с тяжелыми переломами, которые надо вправить и загипсовать, чтобы как можно скорее отправить их. Сейчас необходимо подготовить для работы это помещение. Чтобы поставить вправление переломов на поток, нам потребуются подставка для фиксации таза, крючок для вытяжения, боковые тросы, валики под голову и спину.
И я рисую то, что нужно сделать, проставив точные размеры.
Каждому слесарю, кузнецу и столяру я подробно объясняю, что нужно изготовить.
– Пожалуйста, немедленно беритесь за работу, времени совсем нет. Не позднее завтрашнего утра я должен начать заниматься переломами бедер. Затем пойдут переломы предплечья. Вопросы есть? Нет. Тогда поехали.
Рабочие все поняли, они работают великолепно. Каким-то образом нашлись материалы, не могу понять, где они их раздобыли…
Между тем я отправляюсь в расположенное неподалеку Подберезье. В этом дивизионном медпункте нужно освободить по меньшей мере пятьдесят кроватей, чтобы разместить новых раненых.
Вечером того же дня я проверяю хирургический материал и с ужасом выясняю, что нет ни спиц Киршнера, ни проволоки для вытяжения. Я просто бешусь от отчаяния. Недолго думая ловлю первый попавшийся грузовик полевого госпиталя и мчусь на склад медицинской службы в Демянск. Там нам выдают спицы Киршнера, гипсовые повязки в большом количестве, тросы для вытяжения и все остальное, что требуется. Все это мы запихиваем в машину и тотчас едем обратно в Новые Горки.
Между тем прибыла еще одна группа хирургов и уже расположилась в подготовленных бараках. Итак, это удалось. Теперь у нас есть еще два хирурга.
Вытяжение бедра с обезболиванием спинного мозга сначала я провожу сам, чтобы обучить свою команду. Через несколько часов им уже все ясно, и дальше мы работаем рука об руку, как по маслу. Раненого укладывают на специальную подставку, сквозь кость вкручивается проволока, накладывается скоба, я провожу вытяжение, на натяжном тросе закручиваются металлические пластины, затем мы накладываем гипсовую повязку. Работа идет как на конвейере. Один раненый за другим.
Пока мы работаем, концентрируясь на каждом конкретном случае, внезапно открываются двери: появляется господин полковник Паукер. Он отводит меня в угол и устраивает настоящую сцену, почему я без предупреждения уехал в Демянск на склад.
– Господин капитан, – налетает он на меня, – вы без моего ведома покидали территорию корпуса и ездили в Демянск, как я слышал. Я вынужден настоятельно просить вас отказаться в будущем от таких поездок.
Только этого мне еще не хватало, тут я не выдерживаю:
– Как хирург-консультант, я вам не подчиняюсь, и попрошу избавить меня от подобных обвинений и больше не отрывать от работы. Вам, очевидно, неизвестно, с какой целью я ездил в Демянск… так вот, нужно было раздобыть наиважнейшие инструменты, которых не нашлось в этом захолустном госпитале.
Я перечисляю все, что привез. Он в ярости возражает, что доставкой материалов должен заниматься начальник госпиталя, на что я резко заявляю, что кое-кто не позаботился о своевременной отставке невыносимого начальника доктора Кнорре. На это ему нечего ответить, и, прикусив язык, он удаляется.
В течение двух следующих дней мы продолжаем заниматься переломами бедер и голени, затем беремся за переломы рук. Подставка под грудь, работа нашего оружейника, превосходно оправдывает себя. Люди так вработались, что некоторые вещи я могу полностью доверить им, а сам слежу и кое-где подправляю фиксацию, чтобы ни в коем случае не допустить чрезмерного вытяжения. Поскольку в нашем распоряжении нет рентгенаппарата, приходится работать с линейкой, для этого в гипсовых повязках над ранами проделываются отверстия.
Утром третьего дня, когда работа в самом разгаре, господин Паукер вновь появляется на горизонте во всей своей красе – в мундире, со всеми орденами и наградами – и два-три часа наблюдает за нашей работой. Я держусь сдержанно, просто стараюсь его не замечать.
Когда уже после полудня мы сидим в столовой госпиталя, заходит Паукер. Он много говорит и ведет себя нарочито приветливо и благосклонно. Внезапно через стол он обращается ко мне:
– Кстати, на меня произвело впечатление, как ловко вы справляетесь с этими переломами. Хочу выразить вам свое одобрение.
– Я вынужден попросить вас воздержаться от подобных замечаний. Они вам не к лицу. – Затем, наклонившись над столом, я тихонько добавляю, чтобы другие не слышали: – Если бы в ваших жилах была хоть капля крови хирурга, господин полковник, вы бы не смогли сегодня утром спокойно наблюдать за нами, ничего не делая. Вы бы скинули свой мундир, закатали бы рукава, повязали фартук и подключились бы к нам.
Интересно, как он на это отреагирует? Тишина.
За окном бушует бой, за одной атакой следует другая. На этот раз Иваны атакуют наши позиции под Пено и Забелином. Положение на перешейке становится все более угрожающим. В районе Маклакова и Великого Села русским удалось прорваться. Батальоны стремительно подоспевшей дивизии, саперы и велосипедная рота быстро возводят укрепления. Мы предчувствуем, что наше положение все больше ухудшается, но насколько велика опасность de facto
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.