В тени малинового куста - [6]

За тридцать лет я ни разу ни с кем не говорила о Женьке. На эту тему было наложено табу. Леша не заговаривал о нем, а с друзьями я сама не решалась. Моя счастливая семейная жизнь и творческая работа не давали повода говорить о своей первой любви, и постепенно мне стало казаться, что время задернуло прошлое плотным пыльным занавесом.

Словно кошка, я потихонечку зализала свою рану, но, как сейчас выяснилось, она только затянулась тоненькой кожицей. Вначале мне иногда снился Брайтон Бич, и мужчины в толпе, как будто с Женькиным лицом. Я окликала их беззвучно, но все они проходили мимо меня, словно не видели или не узнавали. А потом сны прекратились.

Но вдруг пыльный занавес упал, и я оказалась незащищенной от своих мучительных воспоминаний, от оставленной в прошлом боли.

Вот об этом я и собиралась рассказать Митьке сегодня вечером, чтобы оборвать тоненькую ниточку, на которой еще болтался камень обиды в моей душе.

Допив свой фреш, я расплатилась и пошла к машине.

Глава 3. Под малиновым кустом

Малиновый куст, мой любимый малиновый куст встретил меня легким шелестом начавших уже подсыхать листьев. Весной большие, разлапистые – от летнего зноя, дождя и ветра листья словно съежились к концу августа. Несорванные ягоды будто усохли от тоски за две недели моего отсутствия.

Иногда мне кажется, что малиновый куст, как и я, грустит в преддверии грядущей осени, холодных дождей и ему жаль расставаться со своими красивыми листьями, которые радовали свою хозяйку таким длинным и таким молниеносно проносящимся летом.

Когда я только вышла замуж, Леша, узнав историю малинового куста, расчистил мою потаенную полянку в старом малиннике и построил там чудесную беседку. Разъезжая по миру, он привез откуда-то из Южной Америки саженцы плетистой малины, и они за один год увили беседку, укрывая меня о посторонних взглядов. И если я ухожу туда, то никто не смеет меня беспокоить. Не было и нет лучшего места для любимого занятия, здесь мне в голову приходят самые необыкновенные сюжеты, и порой я засиживаюсь за полночь, не в силах оторваться от ноутбука. А неуемное воображение подбрасывает все новые и новые картины. Наверное, место, на котором стоит моя и только моя беседка – заколдованное, или мой муж – волшебник?

Весной, когда прилетают скворцы в наш сад, а куст еще только выбрасывает первые побеги, нежный майский ветерок звенит в беседке, подпевая посвисту скворца. И сердце почему-то сладко щемит от сознания убегающего времени, щемит так, что слезы выступают, будто соринка попала в глаз.

Потом эта прозрачная печаль рассеивается, перемешиваясь с запахом жасмина и сирени, и падает на землю розовыми лепестками, что роняют отцветшие яблони в нашем саду.

Май своими пьянящими ароматами всегда навевает мне новые сюжеты. И уже к середине июня эти сладко-щемящие чувства заставляют меня открывать ноутбук. И новые строчки сами собой так и выскакивают из-под моих проворных пальцев. Июль с ароматом малины и нежным шелестом листьев всегда дарит мне удивительное вдохновение.

Но вот лето кончается. Палевой жемчужной дымкой пронизаны деревенские сады в августе. А воздух настоян на сладко-пряном запахе яблок штрифлинга, «штрифеля», как говорят у нас в Таганькове.

Бабушка, присевшая на крылечке, уж в который раз пытается мне объяснить, что Бабье лето – это Божья благодать, а я по молодости своей этого просто не понимаю.

Ничего, придет время, пойму. И до времени этого осталось совсем немного.

Как ты права, бабуля!

Или оно уже пришло, мое Бабье лето?

* * *

Сегодня я соберу последние в этом году ягоды малины. Самые вкусные, потому что куст словно хочет напоследок одарить меня всеми ароматами и вкусами, которые накопил за лето. Скоро, совсем скоро облетят с него обрамленные желтой каймой листья, ведь осень уже стучит своим сухим жилистым пальцем в окно.

С такими мыслями я сидела на ступеньках беседки. Чашка с чаем в моих руках подрагивала, мне было не по себе.

Всего час назад, свернув с шоссе, я проехала мимо Женькиного дома. Вернее, мимо того, что раньше было домом.

Бабушка говорила мне, что дом продан, однако утаила, что Женька прилетел в Москву. Не знала? Или они все дружно сговорились не беспокоить меня?

Крыша Женькиного дома была разобрана. И не было больше заветного чердачного окошка. Разбитая полукруглая рама валялась поверх кучи мусора, приготовленного на вывоз. Мне было больно смотреть на это.

Забор сломали и на его месте уже начали возводить узорную кирпичную стену. Возле дома стоял огромный джип, и какая-то худосочная девица в красных брючках-капри, крутя ключи на указательном пальце, надменно разговаривала с одним из рабочих–таджиков, что копошились на участке.

Женькиного дома больше не было. Он умер.

Деревенская улица без Женькиного дома стала похожа на челюсть с выбитым зубом, а разбросанные ярко-красные кирпичи для кладки забора – на кровь.

Я чуть не заплакала. Мне хотелось выскочить из машины и дать в глаз этой наглой девице в красных брючках, но, конечно, я этого не сделала.

Едва приехав домой, я вышла в сад и спросила у бабули:

– Китаев дом видела?

Бабушка бросила сгребать листья, обернулась ко мне ко мне и покачала головой.