В тени баньяна - [20]

На берегу, вскинув на плечи винтовки, стояли еще солдаты, смуглые, как ночь вокруг. Они сказали, мы переночуем здесь. Мы отошли в сторону от плавучей деревни и остановились у поляны, окруженной кокосовыми пальмами.

– Всем оставаться здесь, – приказал командир «красных кхмеров», показывая в темноту. – Тех, кто попытается бежать, застрелят на месте. Рискнет один – убьют всю семью. Вам нельзя вступать в контакт с местными. Здесь только мы решаем, с кем вам общаться и куда идти. Нарушите правила – умрете.

Люди стали устраиваться на поляне, стараясь занять место поближе к реке. Не слышалось ни ругани, ни споров.

– Ради этого не стоит рисковать жизнью, – сказал жене какой-то мужчина. – Какая разница, где лечь. Все будут спать на земле.

Мы нашли место в нескольких ярдах от реки, у склонившейся к воде пальмы. Папа и Большой Дядя, избавившись от тяжелой ноши, принялись расчищать пространство для ночлега. Они срезали кухонными ножами колючие кусты. Выдергивали ползучие растения. Срывали лианы, которые могли оказаться ядовитыми. Утаптывали траву. Смотрели, чтобы рядом не было скорпионов и тарантулов. Большой Дядя взял в помощники близнецов, и они втроем таскали мусор. Бабушка-королева и Радана все это время сидели посреди мешков и узлов, переговариваясь на каком-то своем языке, похожем на квохтанье диких фазанов, на удивление довольные, что можно посидеть, пока остальные заняты делом. Папа расчистил место на земле и постелил циновку для Бабушки-королевы.

Чуть поодаль мама разводила костер. Она наломала сухих веток, сложила их в кучку и подожгла спичкой. Заплясали языки пламени, с веселым треском взметнулись искры, а когда загорелись ветки побольше, в огне запылали угли. Мама положила вокруг костра три камня, налила речной воды в чайник и водрузила его на камни. И снова она, взяв все в свои руки, решала, что и сколько мы можем съесть из нашего запаса продуктов. Тате и тете Индии мама давала четкие указания – чтобы у тех не пошла кругом голова. У всех в нашей семье, кроме мамы, с самого рождения имелась прислуга, а теперь мы вдруг оказались вдали от дома, без привычной помощи.

Тата занималась рисом. Она развязала мешок, с помощью чашки отсыпала в кастрюлю столько, сколько сказала мама, и промыла рис водой. Рядом тетя Индия кусочками бананового листа счищала соль с сушеной рыбы. Мама показала ей, как стеблем примотать кусок рыбы к рогатой ветке и поджаривать его, приложив к горячему чайнику. Когда тетя Индия наловчилась жарить рыбу, мама начала разводить еще один костер – для риса.

Другие семьи делали то же самое. Вскоре лагерь ожил, задвигался и зашумел. Люди одалживали друг у друга кастрюли и сковороды, тарелки и чашки, корзины и ножи. Обменивались продуктами: банка сгущенного молока за чашку риса, зубчик чеснока за ложку сахара, соль за перец, сушеная рыба за соленые яйца. Вокруг царило оживление, какое бывает на рынке, а огни костров только усиливали ощущение, будто все собрались на какой-то праздник.

Даже «красные кхмеры», что расхаживали вокруг лагеря, не спуская с нас глаз, уже не казались такими жуткими. Они разделились на небольшие группы, и издалека их можно было принять за такие же семьи, занятые приготовлением ужина. Я не слышала, о чем они говорят, но они явно шутили между собой. То и дело раздавался громкий, похожий на хлопанье крыльев, смех. Во мне боролись страх и любопытство.

Подошел папа с кокосом в руках.

– Смотрите, что я нашел! Для аппетита! – воскликнул он, широко улыбаясь.

Сев рядом со мной, папа вскрыл ножом внешнюю оболочку ореха и стал счищать коричневую волокнистую кожуру, пока не добрался до скорлупы. Затем, одним точным ударом расколов орех посередине, вылил сок в миску, отпил глоток и отдал мне остальное.

В эту секунду в том месте, где сидела мама, из травы выскочила лягушка размером с мой кулак и запрыгнула на вытянувшийся вдоль земли ствол пальмы. Мы с папой изумленно переглянулись и захохотали. Мама смутилась и с недовольным видом повернулась к нам спиной, сделав вид, будто не понимает, отчего нам так весело. Мы с папой покатывались со смеху.

– Окажись эта лягушка подо мной, ей бы уже пришел конец! – Папа заухал, как гиббон. – Подумать только, у нас на ужин могло быть чучело лягушки! Вот так деликатес!

– До чего ты глупый! – рассердилась мама, но тут же, не удержавшись, захихикала сама.

Папа не стал возражать. На него нашло безудержное веселье, словно, оказавшись на природе, он превратился в дикаря. Веселье это было заразительно. Вскоре все – Бабушка-королева, тетя Индия, Тата – смеялись вместе с нами. Даже Радана – вот уж кто точно ничего не понял – радостно зафыркала и принялась скакать на месте, как будто она одна уловила иронию в папиных словах. Глядя на сестру, папа захохотал громче прежнего.

Наконец, не в силах больше смеяться, папа взял себя в руки. Хлюпая носом и вытирая слезы, он выпрямился и поднял с земли укатившийся кокос.

– Хочешь, милая? – спросил он у мамы, изо всех сил стараясь говорить серьезно. – Очень вкусно, правда, я вовсе не хвастаюсь! – Он было заухал снова, но под маминым строгим взглядом быстро перестал и повернулся ко мне: – Будешь?