В тени алтарей - [208]

— Я была уверена, что вы встречаете Новый год в «Метрополе». Там, говорят, бывает очень весело. Проходите, времени осталось мало.

Индрулис холодно поздоровался с Васарисом и пошел, к другим гостям.

Часовая стрелка приблизилась к двенадцати, и хозяин откупорил первую бутылку шампанского. Пробка выстрелила.

— Милые гости, — сказал он, — за счастливое окончание старого года. Кто был счастлив, пусть помянет его добрым словом, кто несчастен — пусть радуется, провожая его, а нам с дочкой на старый год обижаться не приходится.

Он поцеловал дочь, и они начали чокаться с гостями. Когда бокалы опустели, отец снова наполнил их и сказал дочери:

— Мне, старику, пристало пить за старый год, а тебе, молодой, подобает произнести тост за Новый. Начинай, осталась одна минута.

Пока Ауксе собиралась с мыслями, пока угомонились гости, часы начали бить двенадцать. Тогда, подняв бокал, она заговорила:

— Дорогие гости! В этот миг во всех концах земли тысячи тысяч людей с улыбкой весело желают друг другу счастья. Но редко кто знает, каким должно быть это счастье. Недавно один знакомый сказал мне, что для того, чтобы радоваться и чувствовать себя счастливым в веселой толпе, надо разделять свою радость с близким человеком. В этот миг тысячи тысяч поднимают сбои бокалы. Вот и я поднимаю свой за того близкого человека, который, может быть, здесь, а может быть, затерялся в этой толпе и тоскует по нас.

Все зааплодировали. Ауксе поцеловала отца и пошла чокаться с гостями. Подойдя к Васарису, она ничего ему не сказала, но они поняли друг друга без слов. Глухо зазвенели их бокалы, и блестящие пузырьки, как искры, поднялись кверху.

Индрулис со злобной завистью слушал Ауксе. Инстинкт ревнивца подсказал ему, что Ауксе перефразировала слова Васариса, а не кого-либо иного. «Быстро же они спелись, — подумал он, — и еще на какой теме! Ненавижу сентиментальности!» В том, что Ауксе его не пригласила, он тоже винил Васариса и тут же решил ему отплатить. Все стали чокаться, шутки и разговоры замолкли, и в наступившей тишине, когда Васарис осушил свой бокал, раздался насмешливый голос Индрулиса:

— Васарис, ты же после двенадцати пьешь шампанское! Чревоугодничаешь, голубчик! Кто же теперь за тебя обедню будет служить? — и он расхохотался.

Никто его не поддержал. Всем стало так неловко и стыдно от этой бестактности, что каждый думал только о том, как бы сгладить неприятное впечатление.

Васарис вспыхнул, но, овладев собой, сказал:

— Благодарю вас за то, что вы напомнили мне о моих обязанностях, но в другой раз прошу не беспокоиться. Я и сам их знаю.

Индрулис понял, что поступил бестактно, и хотел все обратить в шутку, но, встретившись с возмущенным взглядом Ауксе, не окончил фразы и отвернулся.

— Господа! — воскликнул отец Ауксе, — если уж мы чревоугодничаем после двенадцати, то давайте не ссориться, а веселиться! Господин Айдужис, пожалуйста, сыграйте вальс. Я пойду в первой паре.

И старик в самом деле подхватил дочку и пустился вальсировать. Своей шуткой он поднял настроение гостей, но Васарис сидел хмурый, ни с кем не разговаривая и не зная, куда деваться. Тщетно поглядывала на него из-за отцовского плеча Ауксе, он явно избегал ее взглядов и не отрывал глаз от своей потухшей папиросы.

После вальса некоторые гости простились. Поднялись и Васарис с Варненасом. Отец и дочь просили обоих заходить почаще. Васарису пришлось обещать Ауксе, что на крещение он поведет ее на бал, устраиваемый артистами драмы.

— Чего к тебе прицепился этот Индрулис? — спросил Варненас, когда друзья вышли на улицу. — Я с некоторых пор замечаю, что он на тебя косится.

— Вероятно, боится, что я отобью у него Ауксе, — откровенно признался Васарис.

Но Варненас не придал значения его словам.

— Я тебя предупреждал, что долго ты с ним дружить не будешь. Тяжелый человек. Разнюхал все-таки, что мы встречаем Новый год у Гражулисов.

Дойдя до угла, приятели расстались. Васарис проснулся утром с неприятным осадком в душе от едкой насмешки Индрулиса. Теперь он уже не сердился на него, словно Индрулис тут был ни при чем. В памяти остался только оскорбительный и унизительный факт. Индрулис сказал правду. Его устами говорил долг священника, мстящий за пренебрежение к нему именно в тот момент, когда Васарис потянулся к женской любви — наиболее запретному плоду. Васарис снова всем своим существом захотел покончить с этим двусмысленным положением, чтобы правда, сказанная Индрулисом, оказалась неправдой, чтобы подобные выпады его больше не задевали.

Новогодних визитов Васарис никому не делал, но счел своим долгом поздравить с праздником Глауджювене. Он пришел в обычное для визитеров время, в двенадцать часов, и, как и надеялся, не застал хозяина. Однако госпожа Глауджювене была не одна. В гостиной сидели два незнакомых господина и, потягивая вино, занимались банальным флиртом, говоря комплименты хозяйке дома. После их ухода Люция вздохнула с облегчением:

— Слава богу, пока придут другие, можно будет минутку отдохнуть с вами. Ну, рассказывайте, где и как вы встретили Новый год?

Услыхав, что Людас встречал Новый год у Гражулисов, она с любопытством принялась расспрашивать, кто был в гостях, кто с кем флиртовал, что ели и что пили.