В тебе моя жизнь... - [386]

— Я передам, — глухо ответила Марина, глотая собственные слезы, что струились по ее лицу, капали на одеяло, на рубаху Анатоля, на ее ладони у него на груди. — Я передам.

— Прости меня, милая, прости! Мы могли бы быть так счастливы, так безмерно счастливы…

Некоторое время они молчали, потом Анатоль шевельнулся, давая ей понять, что хочет, чтобы она взглянула на него. И она подняла на него свои дивные глаза, от которых у него всегда захватывало дух. Перехватило дыхание и сейчас. Анатоль поднял ладонь и провел пальцами по мокрому от слез лицу.

— Ты так красива… так красива, мой ангел! Когда-то я сказал тебе слова моего отца, помнишь? Он сказал мне: «Любовь чертовски странная штука. Она не выбирает, когда и к кому ей прийти, кого осчастливить, а кого принизить, заставить страдать. Дай Бог, чтобы, когда ты подрос, мой сын, ты был в числе тех редких персонажей, кого она возносит на небеса, а не тех, кого низвергает в ад», — он снова провел кончиками пальцев по ее скулам и произнес. — Творя свой собственный рай, я превратил твою жизнь в ад! Твою и жизнь Сергея. Теперь он навеки связан с этой глупенькой маленькой своей женой, а ты останешься одна из-за моей дурости. Прости меня. Прости за этот ад, что я сотворил для тебя! За этот ад на земле!

— Неправда! Неправда! — бурно возразила ему Марина, хватая его ладонь, поднося ее к губам. — Не скрою, бывали дни, когда я ненавидела тебя, когда мечтала разлучиться с тобой. Эти ссоры, скандалы, рукоприкладства, — Анатоль на этих словах поморщился от боли, не физической, с той она давно свыкся за эти дни. От сердечной, что разрывала его душу на части. — Но были дни, и их было гораздо больше, когда я была безмерно счастлива с тобой. И я говорю тебе как на духу нынче, что я ни о чем не жалею, ведь эти дни вполне способны перевесить те горести, что были в нашей жизни.

— Благодарю тебя, — тихо прошептал Анатоль.

Она склонилась над ним в последний раз, пристально глядя в его темные глаза, полные любви и тоски. Прикоснулась губами сначала его горячего лба, потом его пересохших губ, задержалась на них долгим нежным поцелуем.

— Не носи по мне траур более года, — прошептал он ей в губы. — Я хочу, чтобы твоя жизнь была полна красок, слышишь? Хочу, чтобы ты была счастлива!

Затем Марина прикоснулась лбом его лба, словно не в силах оторваться от него, и только, когда он слегка толкнул ее, давая понять, что не выдержит более этой муки расставания, оторвалась от него, как слепая, прошла к двери и покинула салон, не скрывая ни от кого своего горя, кинувшись в объятия Жюли, что ждала ее у дверей.

Но это было не последнее их свидание. Спустя пару часов, когда Марина уже выплакала все слезы и была напоена успокоительными каплями, к ней в комнату, где она ждала вестей с первого этажа, пришел дворецкий и сообщил, что прибыл стремянной из Завидово. Он привез с собой некую вещицу, что потерял барин прошлым летом и протянул ей на ладони тонкий золотой ободок. Марина взяла его дрожащими пальцами, не веря своим глазам, а потом вдруг сорвалась с места, бросилась вниз в салон, где лежал ее муж. По дороге она потеряла туфли, прическа ее пришла в беспорядок, но она не обратила ровным счетом никакого внимания на это. Пронеслась мимо растерянных визитеров, что по-прежнему были в комнате, смежной с салоном, мимо Арсеньевых, что взглянули на нее встревожено, отодвинула в сторону доктора, что стоял, склонившись над раненым.

Марина упала на колени перед софой, даже не ощущая боли в ногах от удара об пол, схватила руку Анатоля.

— Милый, мой дорогой! — позвала она, и он открыл глаза, вернувшись к ней из забытья, в которое провалился некоторое время назад. Он заметил, как она берет его правую ладонь и аккуратно и медленно надевает на его безымянный палец обручальное кольцо, как когда-то в церкви Аничкова дворца.

— Они отыскали его! — Анатоль поднял на нее глаза, сверкающие ныне каким-то лихорадочным блеском. — Отыскали! Теперь все будет хорошо, est-ce vrai? Я поправлюсь, и мы поедем с тобой в Европу. Париж, Вена, Карлсбад, Рим… Я покажу тебе такие места… Мы поедем на море… Вместе… Мы будем так счастливы…

— Да, конечно, — кивала ему Марина, прикасаясь губами к его широкой сильной ладони. — Мы обязательно поедем в Европу. Вместе. И мы будем обязательно счастливы…

Анатоль умер через пару часов, около полуночи, когда из распахнутых окон, у которых стояла Марина и смотрела на ночной Петербург, донесся тихий звон, оповещающий горожан о наступлении ночи. Эту весть ей принесли Арсеньевы, отводя глаза в сторону, не в силах сказать вслух эти страшные слова.

Но Марина поняла. Она знала, что ее муж был обречен, что ничто не могло спасти его, но не смогла вдруг сдержать крика, что рвался из самой глубины ее души. Она так закричала, что ее крик эхом разнесся по ближайшим улицам, заставляя дворника, сидевшего на крыльце своей сторожки, неистово перекреститься.

Так закричала, что Катиш, мирно спавшая тихим сном в постели, вдруг подскочила, перепугав сиделку, что дремала в кресле у ее постели, а потом упала обратно на подушки и заплакала, уткнувшись лицом в перины.