В тайге стреляют - [60]

На него недовольно косились:

— Помолчал бы. Не может язык примерзнуть, треплется без умолку!

Васька Сыч галопом доскакал до уклона, осадил коня. Перед ним на белом полотнище реки далеко в обе стороны клиньями выделялись острова, поросшие мелким тальником. Их разделяли узкие полоски проток. Противоположный берег, нависший над рекой обнаженными скалами, четко выделялся на безоблачном, синем небе. Его освещали косые лучи заходящего солнца. Ели, росшие на выступах, издалека казались игрушечными.

— Река-то большая! — заметил Сыч.

— Ничего себе, порядочная... Ну, Васька, теперь близко! Вон, смотри, дорога идет по берегу. Видишь, листвяшки группой стоят?.. Да куда гляделки пялишь? Сюда смотри. Там и ждут нас.

Хотя Сыч, сколько ни напрягал зрение, ничего разобрать не мог, он делал вид, что рассматривал показываемые Артамоновым места, серьезно кивал головой, вставлял свои замечания. Иначе нельзя. Командир не в духе, он легко рассердится на Васькину непонятливость, и запросто схлопочешь оплеуху.

— Трогай! — закричал штабс-капитан подъехавшему отряду, подхлестнул плеткой уставшую лошадь и поскакал вперед.

При неверном свете луны Цыпунов пожал руку Артамонову. В порыве чувства полупьяный Артомонов полез было целоваться, но Павел мягко отстранил его.

— Господин штабс-капитан, — сказал он, — недалеко отсюда обнаружены два вражеских отряда. Они, похоже, охотятся за нами. Нужно быть осторожнее.

— А ты думаешь, мои глаза и уши не лазают по тайге? — ощерился в улыбке Артамонов. — Знаю про красноперых, и пухалки ихние видели. Постараемся встретить-приветить. — Он обернулся и зычно крикнул: — Васька, собрать командиров!

В юртах размещались белоповстанцы. Дым от вонючего самосада и махорки потянуло к потолку. Командиры и их приближенные собрались и рубленом домике, в котором одиноко жил почтовый чиновник-старичок. Васька Сыч устроился возле камелька на скамейке и совал пропотелые ноги чуть ли не в самый огонь. Насвистывая, он извлек из кобуры маузер и не мог налюбоваться на него. Покровительственно говорил двум сидящим около него отрядникам:

— Я, братцы, давно мечтал этакую штуковину заиметь. С нее можно палить: не просто наганишко, а маузер. Понимаешь, маузер! — добавил он таким тоном, будто его не понимали, и выпрямил указательный палец. — Глянь, как ловко патроны подает.

Повстанцы равнодушно молчали.

— Он не хуже винтовки хлещет, — продолжал Васька. — А главное — удобный. Хлопает тебя по ляжке, и руки свободны, делай что хочешь.

Ванька Рыжов, прозванный Косоклюем за перебитый когда-то в драке нос, не вытерпел, с обидой ответил:

— Много не форси, адъютант. Стрелять сначала путно научись. Ворону с двух шагов не подшибет, а тоже туда лезет!

Косоклюй с затаенной неприязнью оглядел Ваську. Сыч угрожающе приподнялся на локте. Угреватое лицо его с рыжеватыми бровями и редкими оспинами покраснело.

— Смотри, легче на поворотах. В ухо получить можешь!

Косоклюй мрачно отвернулся и сплюнул.

«Ничего, когда-нибудь посчитаемся! — утешил он себя. — Нос кверху задрал очень. Подумаешь, адъютант! Подлизался, харя, и воображает из себя начальника, подстилка!»

И действительно, Васька Сыч в совершенстве постиг характер своего командира. Если захотелось Артамонову выпить и он задвигал кадыком, Васька тут как тут, несет бутылку. Осерчал штабс-капитан на кого-нибудь, только размахнулся, а провинившийся уже летит от Васькиного кулака. Зачесалась у Артомонова спина, Васька ногтями скребет и отпускает непотребные шутки, до которых Артомонов большой любитель. Надо на ком-нибудь злость сорвать — Васька рядом. Влепил ему затрещину, и на душе вроде легче стало. За все это Артомонов дорожил Сычом.

— Васька, — послышался из-за ситцевой занавески голос штабс-капитана, — шагай сюда! Да живее, тюлень!

— Сей момент!

Сыч поспешно сунул ноги в валенки, прицепил маузер, одернул френч. Часть комнаты была отгорожена ситцевым пологом, там за двумя сдвинутыми вместе столами сидели Артомонов, Павел, Станов, Кулебякин и другие приближенные. Шел военный совет. На столе была развернута самодельная карта. Она была испещрена разноцветными линиями, стрелками, кружочками. Васька скосил глаза на измятый лист и подумал про своего командира: «Мозги затемняет!» В стороне незаметно стоял человек. Худощавое лицо его, иссеченное морщинами, было неподвижно, точно изваянное из камня.

— Я прибыл! — молодцевато отрапортовал Васька и козырнул, хотя шапки на голове не было.

Артомонов с серьезным видом водил грязным пальцем с длинным, загнувшимся ногтем по карте и морщил лоб. Павел внимательно посмотрел на Ваську и заговорщицки подмигнул. Сыч непонимающе пожал плечами.

— Вот что, Вася! — поднял голову командир. — Возьми человек десять наших, кто получше стреляет, и ступай. Он покажет дорогу, — кивнул Артомонов в сторону незаметно стоявшего человека. — Из улуса в город должны ехать несколько ревкомовцев. Вооружены они? — обратился он к лазутчику.

Тот утвердительно кивнул. Лицо его не изменило своего непроницаемого выражения.

— Так вот, они должны ехать на одной подводе. Ты постарайся успокоить их. Разумеешь? Только молчок, никому!