В таежной стороне - [34]

Сняв фуражку и расстегнув кожаную куртку, сердитый, Рудаков шагал вдоль новых деревянных столбов высоковольтной линии, специально подведенной на разведочные работы. Он то и дело перепрыгивал через поисковые канавы, засыпанные осенней листвой, стремясь укоротить путь к циркулеобразной стреле бурового станка, что возвышалась над кустарником.

Настроение его испортила утренняя стычка с начальником прииска.

Райком партии запрашивал, когда будут посланы в колхоз «Вперед» тридцать приискателей, однако Степанов вновь категорически отказался выполнять решение бюро, принятое без его участия, и заявил, что он вообще не колхозная нянька.

Рудаков настаивал, призывал Степанова шире, не делячески смотреть на это решение, но Виталий Петрович обрушился на Рудакова, обвинив его во вмешательстве в чужие дела. «Заведующий горным цехом может смело доверить начальнику прииска контроль за пастьбой лошадей и даже за работой пастухов», — съязвил Степанов.

Очень недоволен собой остался Сергей Иванович, и это чувство не покидало его весь день. Как найти ключ к этому сильному, своенравному характеру?

Мимо Рудакова, чуть не задев его, пролетел жирный рябчик и смело уселся на огненно-красную рябину.

«Вот досада, ружья не взял», — подумал Рудаков, наблюдая за птицей, спокойно клюющей красные ягоды.

Сзади послышались шаги, кто-то догонял инженера.

— Сергей Иванович, подождите, — окликнула его запыхавшаяся Наташа.

Он остановился и приветливо улыбнулся девушке.

— Что скажешь, Наташа?

— Еле догнала вас, беседу проводила, — охнула она, поправляя на голове косынку.

Они пошли рядом, впереди двигались их тени.

— О чем люди говорят?

— Разговоров много: о руднике, о разведочной партии, и, конечно, спрашивают, что будет с артелью. И настроение разное. Кто ждет не дождется перемен, кто опасается новой работы — вдруг, говорят, малые заработки будут. А есть и змеи шипящие, но их мало.

Наташа обломила березовую веточку и стала зубами сдирать с нее кору.

— А как настроение отца? — спросил Сергей Иванович.

— По-старому. Где-то нашел ключ и пропадает в тайге. Говорила я с ним несколько раз. Старик обиделся на Степанова за мутенку и хорохорится, — закончила Наташа и виновато улыбнулась.

— Ничего, перебродит. Хуже с Пихтачевым. Затеял угощение на артельном собрании делать, а когда я запретил, закатил мне истерику.

— Он хотел гулянкой подкупить артельщиков. Уже кое-кто играет на этом: дескать, Пихтачев за народ, а Рудаков против.

Обошли огороженный, заполненный водой шурф. Сергей Иванович заговорил вновь:

— Вот нам и нужно объяснить людям заблуждения Пихтачева, вредность его деятельности, упрямое желание законсервировать время. Правда за нами, но ее нужно донести до артельщиков, и не один раз: ведь старый старатель — тугодум. Нужно собрать все наши силы, оживить работу комсомола. На днях проведем перевыборы вашего бюро, тебя будем рекомендовать секретарем.

Наташа нахмурила брови и воскликнула:

— Да что вы, Сергей Иванович! Я не могу. Учусь в вечерней школе, мне нужно заниматься.

Сергей Иванович посмотрел на Наташу и опять вспомнил Степанова, утренний разговор с ним. Остановившись, он непривычно сухо ответил ей:

— Теперь все учатся и работают. Когда закончите ремонт клуба?

Наташа сразу почувствовала перемену настроения своего спутника и, не зная причины, удивилась.

— К октябрьским праздникам. Да, забыла: вот заявление, разведчики просили передать вам.

Наташа свернула на боковую тропинку и пропала в золотистом березняке. Рудаков печально посмотрел девушке вслед и развернул сложенную бумагу.

«Нас направили из разведки в помощь маркшейдеру Борису Робертовичу для топографических работ, а мы попали к нему на барщину: в тайге заготовляли для него дрова и его корове сено. Оплатил он нам за поставленное сено и дрова по нарядам топографической съемки, которой мы и в глаза не видали. Мы молчали об этом, потому что раньше у нас хвалились такими делишками, а теперь другое дело — вы не похвалите и нас, если мы скроем».

Рудаков с досадой покачал головой: «Неприятное письмо, придется разбирать дрязги. Сегодня с самого утра неприятности».

Из небольшого перелеска неожиданно появился сутуловатый маркшейдер. «Легок на помине», — подумал Рудаков. Одет Плющ был по-праздничному: кроме приметного на всю округу берета, еле умещавшегося на лысой яйцевидной голове, на маркшейдере красовалась пятнистая, под цвет леопарда, коротенькая, вся в «молниях» курточка и голубые брюки, заправленные в коричневые краги. За спиной Плюща пряталась какая-то невысокая женщина, копна ее рыжих волос появлялась то справа, то слева от него. Увидев Рудакова, она прикрыла лицо косынкой, лежавшей на плечах, и скрылась в перелеске. Маркшейдер продолжал свой путь, помахивая прутиком и насвистывая мотив из «Сильвы».

— О, Сергей Иванович, мое вам нижайшее! — воскликнул он, поправляя пальцем на большом синеватом носу роговые очки.

— Гуляете, Борис Робертович? Как дела с топографической съемкой на Медвежьей?

— Хорошо, но план не выполняю, не хватает людей, — осклабился тот.

— Хорошего мало, московской партии будут нужны данные топографии. Вы это знаете?