В сутках двадцать четыре часа - [14]
Вскоре от Старостина письмо пришло. Друг настойчиво звал в Москву. Егор написал — согласен. Напекла Домна в дорогу лепешек, положила в мешок чистое белье, краюху хлеба, сала ломоть, самосаду три фунта, и Егор двинулся в путь.
Старостин устроил Егора в Первый Пятницкий комиссариат милиции, который в ту пору размещался в доме № 31 по Пятницкой улице. Здесь Швырков познакомился с Семеном Матвеевичем Пекаловым — немногословным рослым милиционером. Как-то сразу сошлись, подружились. Оба родились в деревне, служили на Румынском фронте. Так и держались вместе.
Первая послереволюционная зима осталась позади. На березах Даниловского кладбища у гнезд целыми днями галдели грачи. На улицах у деревьев лежали еще сугробы. Зимой снег почти не убирали, так и остался до весны.
Замоскворечье в первую революционную весну походило на дырявый кафтан: в морозы многие заборы, всякие пристройки пошли на дрова. Куда ни глянь — дыры, везде проходные дворы.
Вечером редкого прохожего в Замоскворечье встретишь. Толстосумы еще засветло накрепко запирали ставни и двери. «Ночь прошла, и слава богу, — рассуждали они. — Керенского пережили, авось и Советскую власть переживем. Матушка Москва на своем веку всякого повидала…» Боялись за сундуки, дрожали за жизнь. Слухи, один ужаснее другого, ползли по городу. К вечеру милиционеры Егор Швырков и Семен Пекалов, в солдатских шинелях, с красными повязками на рукавах, обходя лужи, неторопливо шагали по направлению к Устьинскому мосту. Время от времени останавливались, прислушивались: не зовет ли кто на помощь.
Показалась громада моста. Егор с Семеном поднялись на мост. На солнце его деревянный настил просох, но внизу Москва-река была скована льдом. Отсюда город хорошо был виден.
Егор снял с плеча винтовку, прислонил аккуратно к перилам, неторопливо скрутил цигарку. Протянул кисет Пекалову.
— Закуривай!
— Благодарствуем, Егор Петрович, махорка имеется.
— До твоей черед дойдет, а сейчас попробуй моего табачка. Домна прислала.
Подождал, пока Пекалов скрутит папиросу, зажег спичку, прикрыв ладонями от ветра.
— Плоховато стало со спичками, — пожаловался Егор, — последний коробок. Как без них обходиться буду?
— Фабрики встали, откуда же спичкам быть, — объяснил Пекалов. — Ты огниво сооруди, как у меня. Удобная вещь, никакой ветер не страшен.
От цигарок вроде теплее стало. На Таганке хлопнули два выстрела. Взяв винтовки наизготовку, милиционеры прислушались.
— Наверное, чекисты, — предположил Егор, — давеча на грузовике туда промчались. Скажу тебе, Семен, служба у них похлеще нашей. Беспрестанно днем и ночью воюют с контрой. А мы тем временем, — Егор кивнул в сторону особняков, — купцов и всяких буржуев охраняем.
— Всему свое время. Дай срок, и до толстосумов доберемся.
— Так-то оно так, только охранять буржуев нечего. От них добра не жди.
— Арестовать купца только за то, что он купец, тоже нельзя. Он не убивец.
Прислушиваясь к звукам засыпающего города, милиционеры помолчали. Вспыхивали красные огоньки их цигарок. Выбросив за перила окурок, Егор с шумом вдохнул влажный воздух, пропитанный запахами снега и весны.
— По всем приметам в этом году весна будет ранняя. Грачи по насту еще прилетели. Лед посинел, и солнышко хорошо греет, не сегодня завтра Москва-река вскроется… А мужики у нас в Демидкове на пасху, пожалуй, отсеются. Завидую им. Выйдешь в поле, а от земли такой дух идет, аж голова хмелеет. Сам знаешь, Семен, какой сон в окопе, а чуть глаза закрою — так и снится, будто иду за плугом, а Домна погоняет гнедого…
— Ты навроде меня, Егор, из окопов спешил к земле, а, считай, опять на войну попал. Дела! И однако, — философски заметил Пекалов, — ты счастливый. Здоровым с войны пришел, жена тебя дожидалась, сын, дочь растут, хозяйство имеется, а у меня никого не осталось. Ты вот все твердишь, Егор Петрович: весна, светлый праздник… А ежели у крестьянина нет ни семян, ни коня — тогда как?
Четыре часа патрулировали милиционеры. Известное дело, апрель не май — холоду хоть отбавляй. Продрогли на ветру в шинелях. Свернули на Пятницкую.
Егор беспокоился, отпустят ли его на посевную в деревню. Комиссар вроде обещал…
— Я так думаю, Семен: Советская власть поможет мужикам семенами. Без хлеба нам не продержаться против мирового капиталу. Как думаешь?
— Надо бы кулаков тряхнуть. Зерна у них изрядно спрятано.
— Надо будет — и тряхнем! Не может того быть, чтобы бедняков в беде оставил товарищ Ленин.
В дежурной части комиссариата за столом сидел младший помощник по наружной охране, читал «Правду». Из «бывших», но был человеком деловым и обходительным.
— Здравствуйте, Швырков! Как дела на участке? — отложив газету, спросил он.
— На Таганке чекисты немного постреляли, а так тихо, — ответил Егор, по старой солдатской привычке чуть было не назвав дежурного «вашим благородием». Вот было бы смеху!
— Можете идти отдыхать, разумеется, не снимая обмундирования.
Дежурный мог и не говорить об этом, милиционеры сами знали, что после смены каждый из них находится в оперативном резерве. В готовности по первому сигналу тревоги прибыть на место происшествия.
Чекистам стало известно, что на одной из подмосковных станций стоит вагон с мукой. Сопровождают его человек двадцать анархистов, в основном матросы, вооруженные винтовками, револьверами и пулеметом «максим». Представителей власти к вагону не подпускают. Начальника станции избили. Задержали пассажирский поезд и требуют, чтобы их вагон прицепили к составу.
О необычных встречах на охотничьих тропах, о неповторимой красоте родной природы расскажет читателям книга «Серебряные зори».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.